Фредерик Дар - Не спешите с харакири

К концу ужина все надираются в стельку, кроме вашего покорного слуги, который ограничился бутылочкой рисовой водки.

Таиландский певец затягивает знаменитую филиппинскую колыбельную дорожную «Спимоязюзяусни», папаша Хилджон дрыхнет на диване, предварительно разувшись, чтобы не стеснять рост своих клешней, профессор Ямамототвердолобо выдергивает волоски из своей бороды и умело заплетает их, Барбара дегустирует слизистую оболочку Берю, а ее друг Рульт с нездоровым интересом наблюдает за ее опытом. У меня мелькает мысль, что если бы это увидел Старикан, у него бы выросли волосы. Настоящая оргия, ребята! Во мне просыпается стыд. Я не представлял себе такую вечеринку. Неожиданно Толстяк покидает нЕбо Барбары.

Он вдруг становится серьезным. Его плешивые брови вытягиваются в строго горизонтальную линию над плотно залитыми глазами.

– Я хочу позвонить по телефону, – сухо бросает он.

Миссис Ловикайфмен указывает ему на соседнюю комнату.

– Пожалуйста, милый.

В отсутствие Толстяка, который, кажется, уже завоевал ее, она набрасывается на меня.

– Ваш друг – неотразим, – жарко выдыхает она.

Как бы там ни было, мы совершили это путешествие в страну восходящего солнца недаром – будет что вспомнить! Отсутствие Берю затягивается. Проходит четверть часа, затем – полчаса. Так как его все нет, я толкаю Барбару в свободные руки Рульта и отправляюсь на поиски.

Толстяк сидит верхом на пуфе. Его шнобель пылает, как носопырка схватившего насморк пьяного чукчи.

– Забодай тебя комар, – говорю я на французском девятнадцатого века, – кому ты звонишь? Ты ведь никого здесь не знаешь!

– Здесь, да! Я звоню Берте. Ее нет дома, я звонил Альфреду, ее там тоже нет. Альфред сказал мне, что в Париже мерзкая погода. Сейчас я звоню своему шурину в Нантер.

Тут его настойчиво перебивает телефонный звонок, и он начинает мычать в трубку:

– Алло! Нинетт? Это Бенуа-Алексавдр. Здорово! Что-что? Из Токио (и он диктует по буквам) Т. О. К. И. О. Да нет же, это не в Ардеше, это в Японии! Да, в Японии! Ты представляешь, где Мадагаскар? Так вот, это левее. Берта у тебя? Позови-ка ее!

Кратковременное затишье... Он поворачивается ко мне и изрекает:

– Она там. Сейчас погладим!

Он снова говорит в трубку:

– Это ты, Берта?

Из трубки доносятся вопли Берты. Толстяк отстраняет жужжалку от своего лопуха и скребет барабанную перепонку ногтем.

– Убавь громкость, – просит он – Даже если ты и недовольна, уже за все уплачено! Я звоню тебе только для того, чтобы сказать... А?.. Из Токио! Я говорю: из Токио! Да нет, это не в Ардене! Это в Японии. Ты знаешь, где Япония? Ну да! Что ты городишь, Толстуха!

При помощи выразительной мимики он комментирует мне высказывания Берты.

– Как попал в Японию? Я пролетел через Италию и через... В конце концов, я сел в самолет с Сан-А! Да дай же мне сказать! Я звоню тебе, чтобы сказать, что между нами все покончено, Берта! Eсли хочешь, можешь подавать на развод – домой я больше не вернусь. Здесь я встретил женщину моей мечты, моя бедная старушка! – Он плачет. – Конечно, я страдаю... Но что поделаешь, ведь иногда надо же менять постельное белье?

Из трубки доносится словесная очередь разъяренной Толстухи.

– Твоя ругань не заставит меня сменить решение, моя маленькая Берта! Такова жизнь... Ты тоже найдешь себе родственную душу... А? Кого я люблю? Одну американку, ты бы ее только видела! Рыжая, как огонь! Глазища такие, что и не скажешь, что они только для того, чтобы ими смотреть. А это бурдаражущее соображение тело богини! От ее поцелуя можно смело свихнуться! Такое бывает только в кино, которое ты... В трубке раздается щелчок. Бугай озадаченно смотрит на меня.

– Она бросила трубку, – лепечет он.

– Я на ее месте поступил бы точно также.

– Почему?

– В ней заговорило ее женское самолюбие, старина! И потом, мне кажется, что ты принимаешь поспешные решения...

Но пытаться в чем-то убедить пьяного Толстяка, это все равно, что очищать от снега Монблан чайной ложечкой.

Мы возвращаемся в салон – и..., о проклятье! – перед нами открывается картина, от которой Берю замирает, как вкопанный.

Наш приятель Рульт прекрасно проводит время в компании миссис Ловикайфмен. Он исполняет для нее «фантаситческую кавалькаду», в то время как цепкий филиппинский тенор горланит свои куплеты, а профессор продолжает выщипывать волоски, следуя примеру волосатой малышки Амелии.

– Не может быть, – бормочет Толстяк – Я знаю, что такое женская неверность, и скажу тебе – это мой крест! Меня преследуют удары судьбы.