На том конце долго не снимают трубку. Я задаюсь вопросом, не остался ли он на ночь в парфюмерных объятиях неутомимой мисс Ловикайфмен, но нет. В мою ушную раковину через трубку вливается густой, как жидкая смола, бас:
– Да?
– Это Сан-А!
Наверное, мое имя заставляет его встряхнуться.
– А! Подождите секунду, мне требуется глоток дезинфицирующего, чтобы проснуться.
Бутылка виски, наверное, находится у него под рукой, так как мой слух без труда улавливает характерное бульканье.
– Готово, Сан-Антонио, слушаю Вас.
– Разве мы больше не на «ты»?
– Если ты так хочешь, почему бы нет! – говорит Рульт. – Тебе не кажется, что старый краб здорово выбил всех из колеи своей дурацкой шуткой?
– Как там утряслось с легавыми?
– Неплохо. Им сказали, что с Ямомототвердолобо случился сердечный приступ, он подошел к окну глотнуть свежего воздуха, сильно наклонился и нырнул головой в асфальт.
– Их устроила эта версия?
– Вполне. Мы ведь здесь уважаемые люди, старина, нам привыкли верить на слово.
– Конверт до сих пор у тебя?
– А как же, он лежит в сейфе. Я собираюсь завтра показать его сиру Приз-Парти, знаменитому англичанину, который поселился в Японии сразу после войны, чтобы заниматься исследованием старо японских языков со времени становления шоконата.
– Ладно. Я хочу еще кое-что спросить у тебя о стариканепрофессоре. Помнишь, перед тем как прийти в транс, он что-то выкрикнул по-японски? Ты понял, что он хотел сказать?
– Это было проклятие.
– И только?
– А разве этого тебе мало?!
– Что ты думаешь как знаток местных нравов, чем может быть вызвана подобная реакция у японца?
– Это наверняка что-то связанное с религией, но к этому, увы, мне нечего добавить.
Он зевает, как мясник, которого крупно подвели с поставкой свежего товара.
– Сейчас оставлю тебя в покое, – извиняюсь я.
– Отличная мысль! Как тебе моя обворожительная американка?
– Немного шебутная по периферии, но в остальном очень милая.
– Правда, гостеприимная?
– Скорее, она предпочитает самообслуживание!
Он смеется.
– Мне нравятся такие кадры. Они упрощают жизнь настоящим мужчинам и помогают решить физиологические проблемы.
Я прощаюсь с ним и отключаюсь на полдюжины часов, в течение которых мне снится, как искореженный профессор Ямамототвердолобо падает с неба, вопя: «Будьте вы прокляты!»
На следующее утро, когда мы спускаемся в холл, портье показывает нам на двух типов, сидящих рядом с выходом. Вышеуказанные месье встают и подходят к нам. Они среднего роста, в серых костюмах и черных соломенных шляпах в американском стиле. Оба – японцы, и у обоих на круглых лицах написано такое же радушие, как у сонного мужика, который с тяжелой похмелюги скрутил козью ножку из последней трешки 28.
Я смотрю на них без особой радости, предчувствую, что они доставят нам немало хлопот.
– Полиция, – бросает один из них по-французски, – следуйте за нами!
Берюрье смотрит на меня понурым, как уши таксы взглядом.
– Тут афиняне афигенели, персы оперстенели, сатрапы сотрапезднулись, а крестоносцы хряпнулись крестцами и остались с носом! – выдает Берю.
Что в переводе на разговорный язык означает:
– Нас хотят повязать, надо рвать когти!
Но я утихомириваю его взглядом. Не можем же мы устроить ковбойскую разборку прямо в вестибюле гостиницы! Тем более, что можно смело рассчитывать на поддержку нашего посольства.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Узнаете позже, – отрезает легавый.
Мы не настаиваем и выходим в сопровождении двух ангеловхранителей.
– В Японии полицейских тоже называют легавыми? – интересуется Толстяк.
– Не знаю.
– Их скорее всего называют здесь утятами.
– Почему?
– Да потому, что они желтые! Это же ясно, как божий день!
Как видите, мой Толстяк весьма и весьма любознателен и не менее наблюдателен, как сказал бы мой знакомый наблюдатель со стороны двух нулей H 29.
Нас усаживают в большой черный автомобиль. За рулем сидит один тип. Я узнаю его по желчному взгляду в мой адрес – это шофер той самой тачки, у которой мы вчера прокололи шины. У меня возникает предположение, что мы можем испытывать определенные трудности с интерпретацией своего вчерашнего поведения по отношению к японским коллегам.
Телега пускается с места в карьер. Мы сидим сзади с одним из +srr;. Другой сидит рядом с водителем, но держится начеку и не спускает с нас узких и пристальных глаз.
Наша лайба черной грозой пешеходов врезается в дорожный поток. Какое-то время мы шлифуем по центру города, and after 30выкатываемся в пригород. Так как эта дорога ведет в Кавазаки, я решаю, что нас везут на место преступления.
Читать дальше