Фредерик Дар: Безымянные пули

Минута молчания, как на военном параде.

А что делать? Когда ваш шеф вдруг спрашивает вас в лоб, что вы думаете об одном из коллег, можно только на минуту заткнуться, хотя бы для того, чтобы понять, почему он задает этот вопрос и как на него ответить...

Большой босс возбужден. Он прислонился к радиатору батареи. Вернее, на нем сидит, поскольку в шефе два метра роста.

Он без конца проводит своей изящной рукой по голому, как ягодица, черепу. Его бледно-голубые глаза с интересом смотрят на меня. Я чувствую, что, если не хочу выглядеть в его глазах тупицей, должен подать голос.

Я прочищаю глотку.

– Вольф... – бормочу. Вольф... Ну, он хороший парень, не так ли?

Чувствую, что моему голосу не хватает уверенности. А как иначе? Я просто не выношу этого Вольфа. Сволочной блондинчик, который всегда проверяет, хорошо ли начищены мыски его колес, когда вы с ним разговариваете. Я много раз работал с ним. Этот тип выполняет свое задание от сих до сих, не больше. Наши отношения всегда были чисто деловыми, а любви между нами не больше, чем между кубиком льда и раскаленной печью. Вот только патрону все это говорить нельзя.

Шеф пожимает плечами, отходит от батареи, тщательно разглаживает брюки и говорит:

– Нет, Сан-Антонио, Вольф – не хороший парень, и вы это знаете не хуже меня. – Смотрит на часы. – Я поручу вам грязную работенку, старина.

– Давайте, меня ведь взяли для этого.

– Работу, которая несколько выходит за рамки ваших обзанностей...

– У моих обязанностей нет рамок, босс.

Он замолкает, подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Я балдею. Нежности не в стиле конторы. Честное слово, если шеф продолжит размякать, то купит мне леденец на палочке.

– Сан-Антонио, – шепчет он, – я испытываю к вам большую симпатию, даже привязанность. Поэтому мне крайне неприятно поручать вам подобное дело. Но именно из-за полного доверия я поручаю его выполнение вам...

Как он сегодня изъясняется! Уж не собирается ли большой босс выставить свою кандидатуру во Французскую академию?

Не могу сдержаться, чтобы не ускорить события.

– Слушайте, шеф... Вы не думаете, что, если скажете мне, в чем дело, все станет яснее?

Он опять смотрит на часы.

– Сейчас полдень, – говорит он.

– Мне тоже так кажется, – соглашаюсь я.

– В полночь Вольф должен быть мертв... Я подскакиваю.

– Простите?

– Вы прекрасно слышали. Не заставляйте меня повторять такие неприятные вещи. В полночь место Вольфа должно стать вакантным, ясно?

К нему вернулся властный тон. Никаких тебе сюсюканий и похлопываний по плечу. Он четок и ясен.

Я чувствую, что бледнею.

– Прошу прощения, шеф, но... Что случилось? Он допустил какую-нибудь глупость?

– Вольф предатель!

Не удержавшись, я спрашиваю:

– Вы в этом уверены?

Именно вопросы такого рода делают патрона ласковым. Как голодный тигр, он сверкает моргалами и стискивает челюсти.

– Ваш вопрос неуместен, Сан-Антонио. Я не позволю вам оценивать мои мотивы и ставить под сомнения мои решения.

«Получил?» – мысленно спрашиваю себя. Его лицо просветляется, и он теплеет, как погода марте.

– Конечно, вы, должно быть, сбиты с толку... Увы старина, это правда! Вольф предатель. Несколько месяцев назад я получил рапорт нашей контрразведки. Я сам поставил ему ловушку, чтобы все проверить, и он в нее попался. Доказательство есть, но, боюсь, он что-то подозревает. Поэтому и спешу. Это должно закончиться сегодня!

Я строю гримасу, от которой можно сблевануть.

– Паршиво... – бормочу. – Конечно, если он предатель, ему не будет никакой пощады, но... Я останавливаюсь.

– Договаривайте.

– Вы не могли пригласить исполнителя со стороны, шеф? Прошу прощения, вы опять скажете, что я лезу не в свое дело, но идея поручить ликвидацию Вольфа человеку из конторы кажется мне дурацкой...

Шеф снова поглаживает свой череп, волосатый, как стекло на часах.

– Разумное возражение, – соглашается он. – Но я поручаю ликвидацию Вольфа не человеку из своей конторы, а человеку, способному выполнить задачу. Так вышло, что этого человека зовут Сан-Антонио и он работает в моей Службе. Но я-то тут при чем? Я не несу ответственности за случайности!

У него такая манера представлять вещи, что министр иностранных дел может сдохнуть от зависти.

– В моем распоряжении, – говорит он, – пятьдесят человек, способных осуществить убийство, но только один может убрать Вольфа так, чтобы его смерть выглядела натурально. Нам нужно, чтобы Вольф умер самым что ни на есть естественным образом. Конечно, его смерть может быть только насильственной, но никто не должен сомневаться в естественности причин этой смерти, даже те, кто в курсе, чем она вызвана... В двух словах: я хочу, чтобы Вольф перестал существовать, а типы, на которых он работает, не заподозрили, что мы к этому, как-то причастны. Ясно?