Фредерик Дар - Не спешите с харакири

– Я обычно предпочитаю быть действующим лицом, а не статистом, – отвечаю я.

Наконец, хозяйка вспоминает о соблюдении приличий и начинает номер под названием «представление гостей». Мне показывают профессора Ямамототвердолобо, старика, морщинистого, как древний пергамент, который абсолютно естественно диссонирует с этим пьяным балаганам. Затем мне представляют старикашку-америкашку с мурлом измятым, как автомобиль для гонок со столкновениями.

– Папаша Хилджон! – объявляет Рульт. – Старый бродяга, который сколотил себе состояние в Токио, продавая брелки в форме атомных бомб.

А вот Тай-Донг-Педхе – блестящий таиландский актер, который сделал головокружительную карьеру в Японии, играя филиппинцев.

Я едва успеваю пожимать хрящи присутствующих.

– Дорогая Барбара, – говорю я, – я отважился привести к вам своего близкого друга, Бе-Рхю-Рье, который сгорал от желания познакомиться с вами.

Присутствующие разражаются смехом. Толстяк хмурится и вопросительно смотрит на Рульта.

– Я извиняюсь, Сан-А, – говорит Рульт, – но по-японски Бе-РхюРье значит «цветок сурепки в винном соусе». Толстяк громко смеется.

– Согласитесь, что это весьма кстати. Получается, что у моего папаши предки были японцами.

Виски начинает литься рекой, и надо быть чемпионом по сплаву, как говорит Берю, уважающий массаж почек, – чтобы преодолеть пороги от Ни до Гара целым и невредимым. Все начинают постепенно надираться и довольно откровенно массировать ягодицы Барбары.

В какой-то момент профессор-японец начинает пристально наблюдать за Берю. Пронзительность его взгляда начинает беспокоить Толстяка.

– Что это бороденка так дыбает на меня? – волнуется мой приятель.

– Я изучаю его морфологию, – успокаивает нас Ямамототвердолобо.

И продолжает болтать по-японски с вопросительной интонацией.

– Чего? – недоумевает мой корифан. – Так, значит, вы не говорите по-японски?

– Я – китаец!

Старикан спокойно переходит на китайский. Непонимание Толстяка от этого лишь возрастает.

– Вы не говорите и по-китайски?

– Ну...

Но ученые подобны юнцам, которым стоит лишь где-то случайно прикоснуться к трусикам ровесниц, как они не могут успокоиться, пока не прикоснутся к тому, что под ними, если я осмелюсь на такое сравнение 21.

– Сеньор Бе-Рхю-Рье, говорите, пожалуйста, на своем родном диалекте, а я попытаюсь определить, откуда вы родом.

Толстяк обалдело смотрит на меня, однако берет себя в руки и изрекает:

– Откеда скандехался этот долдон на мою макитру?

Ямамототаердолобо хмурит свои тонкие брови, впадает в транс и начинает испускать возгласы «ойя, ойя», как если бы он словил сомнительный кайф. Но в конце концов, разочарованно качает головой.

– Я тщетно тешил себя надеждой, что знаю все диалекты Азии. Вынужден признаться, что не знаю этого языка.

– С таким чаном это те не в догон!

– Откуда же вы? – стонет старикан.

– Не заставляй профессора мучаться догадками, – протестую я. И спешу добавить:

– Он родом из Монголии.

– Но я знаю монгольский язык!

– Да, но из внешней Монголии.

– Я знаю и этот диалект.

Берю выходит из себя, да это и немудрено после восемнадцати стопариков виски:

– Я из настоящей вешней Монголии, целиком вешней, моей, ик, Монголии! А теперь смени пластинку, папаша, в натуре, ты мне давишь на эндокринку!

Все хохочут. Нам подают ужин. Слуга приносит каждому по блюду с хрумкой. Все начинают жевать. Малышка Барбара оказывается великой искусницей в применении двух своих полусфер и их ближайших окрестностей. Она закладывает в свое декольте шикарные паштеты и вынуждает нас лакомиться ими на месте. Мне еще не приходилось клевать с таких литавр. Я начинаю отдавать себе отчет в том, что мне не удастся рассказать вам этот эпизод до конца, мои дорогие бедняжки-читательницы. Скажу лишь, что даже у пожарников из Шампюре кишка тонка, чтобы укротить это пламя.

Наступает праздник на улице вешнего монгола. Это не какойнибудь монгол-гордец! У Толстяка блудливая арапка 22. Американка сладострастно повизгивает. Ей попался первоклассный дегазатор, пардон, дегустатор! Берю и так обожает штефку, ну а пошамать из декольте зажигательной дамочки – это апофеоз его аппетитов! Он напрочь забывает рецепты Раймона Оливера. Между прочим, такой урок по телеку произвел бы настоящий фурор! Представьте-ка себе знаменитого Раймона, дегустирующего подобным образом свои блюда со сногсшибательной Картин; вот бы это подогрело аппетит телезрителей – отцов многодетных семей, мрачных матушек-бандерш, балующих своих чад лапочек, дедушек, белых пап, черных пап, с черных земель, мам по имени Мишель, канадцев, португальцев, португальских устриц и крестных матерей, титулованных и титрованных, любителей пряностей, трезвенников, язвенников, трезвомыслящих инакомыслящих, недоброжелательных аджюданов 23, доброжелательных хулиганов, благоразумных, заумных, запредельных в настоящем, присягнувших, посягнувших, веснушчатых, фининспекторов, прозекторов, проректоров и проректорш, а также многих других, да, очень многих, в том числе даже безногих!