Луиза Пенни - Долгий путь домой

Жан Ги позвонил Анни, улегся и задумался о спасении. А наверху Рейн-Мари лежала в темноте и размышляла о том, что их мирная жизнь кончается.

Клара пришла в мастерскую Питера с утренним тостом и кофе. Она сидела на табуретке и разглядывала его незаконченную картину, роняя на бетонный пол крошки.

Она знала, что Питер завопил бы, увидев это, словно крошки – кислота, а пол – его кожа.

Вероятно, Клара была не так аккуратна, как следовало бы. Может быть, ею руководило неосознанное желание ранить Питера в самое уязвимое место. Сделать ему больно, как он делал больно ей. Мастерская осталась единственной его частичкой, к которой она все еще имела доступ. Питер должен бы считать, что ему повезло.

А может, ее неаккуратность не имела для него никакого значения. Впрочем, когда клякса клубничного джема упала на пол, Клара засомневалась.

Погода стояла облачная и влажная. Собирался дождь – наверняка начнется до ланча. Окна мастерской выходили на речку, однако помещение казалось тесным и мрачным.

Но Клара сидела здесь и разглядывала картину на мольберте. Это был подлинный Питер Морроу. Все детализировано, точно, просчитано. Технически блестяще. Все правила соблюдены.

Это вам не собачий завтрак.

И совсем не похоже на творения ребенка Марианны. Клара с улыбкой вспомнила всплески конфликтующих, контрастных, схлестнувшихся красок. Живые краски, порожденные живым, ничем не сдерживаемым воображением.

Последний кусочек тоста замер на полпути ко рту. Еще одна капля джема была близка к крошащемуся краю и падению на пол.

Но Клара ничего не замечала. Она с открытым ртом смотрела на картину Питера.

Наконец джем плюхнулся на пол.

Мирна Ландерс глядела в окно своего чердака. Стекло было очень старым, с неровностями и дефектами, но она привыкла видеть мир таким и мирилась с его недостатками.

Она стояла в пижаме, держа кружку кофе, и смотрела, как просыпается деревня. Зрелище привычное. Ничем не примечательное. Примечательным оно могло показаться разве что человеку, живущему среди хаоса и неразберихи.

Мирна наблюдала за своими соседями, выгуливавшими собак на деревенском лугу. Видела, как они останавливаются поболтать, обменяться любезностями.

Потом ее взгляд переместился на грунтовую дорогу, ведущую из деревни, и остановился на гребне холма, где стояла скамья, с которой открывался вид на Три Сосны. На скамье, как и каждое утро, сидел Арман с книгой в руках. Даже на таком расстоянии Мирна видела, что книга очень маленькая. Каждое утро Арман садился на скамью и читал свою маленькую книгу. Потом закрывал ее и просто сидел, размышляя.

«Что это за книга? – гадала Мирна. – И о чем он думает?»

Арман приходил к ней раз в неделю на терапию, но ни разу не упомянул об этой книге. А Мирна не спрашивала, предпочитая, чтобы он сказал сам. И он непременно скажет ей сам. Когда придет время.

А пока тем для разговоров хватало. Раны прошлого. Видимые и невидимые. Шрамы в памяти, на теле и в душе. Они заживали, хотя и медленно. Но раны, которые досаждали ему сильнее всего, даже не были его собственными.

«Жизнь Жана Ги не ваша ответственность, Арман», – говорила она ему. Повторяла раз за разом. И он уходил, кивая и благодаря. И понимая.

А на следующем сеансе Арман признавался, что его страхи вернулись.

«Вдруг он опять запьет? Или станет принимать таблетки?» – спрашивал он.

«И что тогда? – отвечала она вопросом, глядя в его тревожные глаза. – Они с Анни должны сами с этим разобраться. Он проходит реабилитацию, и у него есть собственный психотерапевт. Он делает то, что должен делать. Отпустите его. Оставайтесь на своей стороне улицы».

И она видела, что ее слова доходят до Гамаша. Но еще она знала, что этот разговор будет повторяться и повторяться. Потому что его страхи были иррациональны. Лежали вне области разума.

Однако прогресс, несомненно, был. Настанет день – и Арман преодолеет себя. И тогда обретет покой.

А эта деревня – лучшее место для обретения покоя. Так думала Мирна, глядя, как этот крупный человек, сидящий на скамье, открывает книгу, надевает очки и начинает читать сначала.

Они все приехали сюда, чтобы начать сначала.

Арман Гамаш читал. Читал недолго. Но даже те немногие слова, что он успел прочитать, успокоили его. Потом, как и в любой из предыдущих дней, он закрыл книгу, снял очки и обвел взглядом деревню, подернутый дымкой лес и горы за ним.

Вокруг него распростерся мир. Мир, полный красоты, любви и доброты. А также жестокости и убийц, насилия, замышляемого и совершаемого в эти самые мгновения.