Александр Самойленко - Долгий путь домой

О людях и событиях, чувствах и сюжетах, везении и закономерностях, делающих человека писателем

При необходимости (когда велят издатели) писать «от автора», у меня всегда возникает чувство протеста. От автора читателю в книге – повесть. Всё, что «автор» мог сказать, он сказал в своем произведении. Что еще надо добавлять к сказанному?

Каждый из нас где-то родился-крестился-учился-пригодился. Но, понятное дело, не все стали писателями. Ладно, коли уж «надо», я лучше расскажу о том, что подвигло меня к писательству…

О людях. Моя первая учительница, Нина Петровна, была роскошная блондинка кукольной красоты, с голубыми, чуть навыкате, глазами. Как Мальвина. У нее только не было правой ноги – война… Захода в класс, она садилась, отстегивала протез, мы ждали, когда на её лице появится выражение облегчения и блаженства, и начинался урок. Отдельно стоящая под столом мертвенно-желтоватая нога учительницы не вызывала у нас никаких эмоций, тем более страха. После войны вокруг было полно калек… Мы относились к ней жалостливо, нам все время хотелось как-то уважить нашу училку. И мы подарили ей огромную эмалированную кастрюлю. Под цвет её глаз. По тем временам это была ценнейшая в хозяйстве вещь! Когда мы поставили перед ней на стол это небесно-голубое чудо с белой крышкой, Нина Петровна зарыдала, как на похоронах, упираясь руками в стол, начала приподниматься со стула, и упала на пол – в волнении она забыла пристегнуть протез. Это было шестьдесят лет назад, но потрясение, которое я испытал тогда, остро волнует меня и сегодня. Когда возникает чувство именно такой силы, можно садиться писать. Написанное в этом состоянии не будет фальшью.

О чувствах. Отец привез откуда-то детёныша косули. Он стоял посреди комнаты, широко расставив передние ножки, смотрел на меня большими влажными глазами и тихонько фыркал. Поселили его в усадьбе частного дома Кузьмича – личного шофера отца (он был большим начальником), где мы устроили козлёнку загон. Я каждый божий день ездил к нему – кормил, поил, гладил, сладко страдая от изумления и любви. Он ждал меня… Рос козлик быстро и к следующей весне вымахал в косулю-рогача, но по-прежнему бегал за мной, как телок за маткой. Потом отцу дали новую должность, водителем у него стал другой человек, и ездить к Кузьмичу стало как-то не с руки. Короче говоря, мне сказали, что мой Рогач проломил забор и ушел в горы к сородичам, где он обязательно найдет подругу. Я обрадовался за него. А позже, когда взрослые решили, что такие «мелочи жизни» уже не тронут меня, мне рассказали, что никуда Рогач не ушел. Его выкормили до жирка, зарезали и сожрали. Я по сей день смотрю в его влажные глаза, и острое чувство вины грызёт меня…

О сюжетах. Крещение я принял в зрелом возрасте, будучи членом КПСС. Случилось это действо по настойчивой инициативе… генерала юстиции, прокурора, начальника главного следственного управления Прокуратуры Казахской ССР, ставшего моим крестным. Он очень чувственно отнесся к «мероприятию», истово крестился, даже всплакнул… Много позже меня осенило! Он же сделал это с выгодой для себя… По долгу службы ему приходилось подписывать смертные приговоры и в какой-то миг его жизни ему стало страшно: куда пошлет его святой Петр, когда он предстанет перед вратами царства небесного? И он решил самыми разными способами замаливать свои грехи, вот для чего ему понадобилось привести меня в церковь и окрестить (мол, зачтется). Но, несмотря на это и другие его благодеяния, Всевышний, видимо, не отпустил ему грехи. Крёстный мой сгорел заживо, будто в геенне огненной. Он протянул руку за чайником на газовой плите, и одежда вдруг вспыхнула на нем факелом. Совсем уже жутко мне от того, что именно в это время жена моего крестного находилась в церкви, где молилась за его здравие…

Кому пригодился. Сначала – областной партийной газете. Завотделом информации был поэт Василий Анисимович В., бывший зэк, отсидевший 15 лет в лагерях Гулага по доносу товарища по перу. Его замом был натуральный сын полка, утомительно энергичный Юра Кулибаба. Третьим, разъездным репортером, был я, отпрыск большого партийного начальника. Несмотря на некоторую нашу разношерстность, коллективчик у нас был сбитый и живописный! Зек и сын полка до обеда бомбили область телефонными звонками – забивали полосы новостями.