Луиза Пенни - Долгий путь домой

– «Салон отверженных», – сообразил Оливье.

Клара кивнула:

– Выставка для отвергнутых. По образцу знаменитой Парижской выставки тысяча восемьсот шестьдесят третьего года, когда картину Мане [43]отказались выставлять в официальном Парижском салоне. И тогда был организован «Салон отверженных». Там был представлен не только Мане. «Симфония в белом» Уистлера тоже туда попала. – Она покачала головой. – Одно из выдающихся произведений живописи.

– Ты хорошо осведомлена, ma belle, – заметил Габри.

– А как же. Мои работы были главным хитом в «Салоне отверженных» нашего колледжа. Сначала мне сообщили, что жюри их отвергло. А потом я увидела их на параллельной выставке.

– А Питер? – спросил Гамаш.

– Ну, он-то был в центре внимания на главной выставке, – ответила Клара. – Он создал эффектные картины. Мои работы нельзя было назвать эффектными. Я экспериментировала.

– Еще не спасенные? – сказал Габри.

– Спасти их было невозможно.

– Авангард, – заявила Рут. – Так, кажется, это называется? Ты опередила время. Остальные должны были догонять. Ты не нуждалась в спасении. Ты не потеряла себя. Ты зондировала пределы возможного. А это разные вещи.

Клара посмотрела в слезящиеся, усталые глаза Рут:

– Спасибо. И все же это было унизительно. Профессора уволили. У него были странные представления об искусстве. Он не вписался в политику колледжа. Этакий гадкий утенок. – Она повернулась к Розе. – Извини.

– Что она говорит? – осведомилась Рут.

– Говорит, что ты старый опенок, – не моргнув глазом, ответил Габри.

Рут издала надтреснутый смешок:

– Тут она не ошиблась. – Она повернулась к Кларе, и та слегка отстранилась. – А вот насчет салона ты ошибаешься. Настоящий художник именно там и хочет оказаться. Среди отвергнутых. Ты не должна была расстраиваться.

– Скажи это мне двадцатилетней.

– А что бы ты предпочла? – спросила Рут. – Быть успешной в двадцать лет и забытой в пятьдесят или наоборот?

«Как Питер», – подумали все. Включая и Клару.

– Когда мы уходили, профессор Мэсси упомянул Фрэнсиса Бэкона, – сказала Клара.

– Философа? – спросила Рейн-Мари.

– Художника, – ответила Клара и объяснила, в связи с чем Мэсси вспомнил о Бэконе.

– Довольно жестоко, – заметил Оливье.

– Напрасно ты так, – сказала Клара.

Мирна покачала головой:

– Похоже, он беспокоился о Питере. Я думаю, он хотел подготовить Клару.

– К тому, что Питер покончил с собой? – Рут захохотала, потом огляделась вокруг. – Ведь никто так не думает, правда? Это смешно. Он слишком высокого мнения о себе. Слишком себя любит. Нет, Питер может убить кого-то другого, но только не себя. Впрочем, беру свои слова назад. Он больше подходит на роль жертвы, чем убийцы.

– Рут! – воскликнул Оливье.

– Что? Вы все тоже так считаете. Кто из присутствующих хотя бы раз не испытывал желания его убить? А ведь мы его друзья.

Все стали возражать, возможно слишком пылко. Каждый гневный протест подпитывался воспоминанием о том, как славно было бы огреть Питера сковородой. Он бывал таким высокомерным, таким самодовольным, таким заносчивым и таким безразличным.

Но еще он был преданным, забавным и щедрым. И добрым.

И потому его отсутствие и молчание вызывало у них тревогу.

– Слушайте, – сказала Рут, – это же естественно. Я почти постоянно хочу угробить кого-нибудь из вас.

– Ты хочешь убить нас? – спросил Габри, почти задыхаясь от такой несправедливости. – Ты? Нас?

– Думаешь, он жив? – воскликнула Клара, не в силах сформулировать свой вопрос иначе.

Рут уставилась на нее, и все затаили дыхание.

– Я думаю, что если мне удалось получить премию генерал-губернатора, тебе – стать всемирно известным художником, двум этим безруким идиотам – организовать успешное бистро, а тебе, – она повернулась к Рейн-Мари, – влюбиться в это бревно, – жест в сторону Гамаша, – то чудеса возможны.

– Но ты считаешь, это было бы чудом? – спросила Клара.

– Я считаю, что тебе нужно оставить поиски и продолжать жить, – тихо сказала Рут. – Это лучший ответ, какой я могу тебе дать.

Все они знали и худший ответ. И наиболее вероятный: Три Сосны, скорее всего, исчерпали свой запас чудес.

Арман Гамаш посмотрел на свою тарелку. Пусто. Вся замечательная еда исчезла. Он не сомневался, что это было необыкновенно вкусно, но не помнил, чтобы съел хоть кусочек.

После десерта – мусса из малины с шоколадом – они разошлись по домам. Мирна – на свой чердак над магазином. Клара – в свой коттедж. Габри и Оливье проверили, все ли в порядке в кухне, и отправились в гостиницу. Бовуар проводил домой Рут и Розу, потом вернулся в дом Гамашей. Они оставили для него свет на крыльце и в гостиной. В остальной части дома царили тьма, тишина и покой.