Сара Шепард - Перфекционистки

Но даже сейчас при мысли о Блейке ее губы сами собой расплылись в улыбке. Мак вытащила телефон, чтобы проверить, ответил ли он на ее сообщения. Приехав в университет, она сразу же написала ему: «Ну, будь что будет/не будет!» Но Блейк ничего не ответил. Это было совсем не него не похоже. Он знал, что у Мак сегодня прослушивание. Хотя он же работает… Наверное, занят в своем кафе.

Неожиданно налетевший сквозняк слегка приоткрыл дверь в зал прослушивания, и оттуда донеслась знакомая музыка. Мак вслушивалась в чистые ноты и эмоциональную фразировку Клэр. Пьеса, которую она исполняла, была ей хорошо знакома, и Мак не сразу поняла, почему.

Это была ее пьеса. Ее Чайковский.

Мак вскочила. Этого не может быть! Клэр должна была играть Поппера. Блейк сам ей сказал! Была только одна причина, которая могла бы заставить Клэр вдруг изменить программу. Но откуда она узнала, что собирается исполнять Мак? Она посвятила в это только своих родителей – а они бы никому не проговорились, – и Блейка.

Блейк. У Мак остановилось сердце. Она снова посмотрела на свой телефон. Ни одного ответного сообщения. «Нет!» – сказала она себе. Не может быть. Блейк не мог ее предать! Наверное, Клэр узнала как-то еще.

– Мисс Райт? – Женщина с идеально гладкими волосами и в строгом костюме стояла в дверях, держа в руках папку-планшет, и строго смотрела поверх очков. – Вы готовы?

Маккензи пошла в зал, волоча за собой разом потяжелевшую виолончель. Сцена была так ярко освещена, что она едва разглядела пятерых членов комиссии, сидевших в зале. Аккомпаниатор из Джульярда, лысеющий темнокожий мужчина в сорочке и галстуке, сидел за роялем. Больше в зале не было никого. Маккензи распаковала свой инструмент, расставила ноги, руки у нее чудовищно тряслись.

– Меня зовут Маккензи Райт. Спасибо за ваше внимание, – дрожащим голосом произнесла она. Но потом на нее вдруг что-то снизошло. «Забудь о Клэр, – сказал голос. – Забудь обо всех. Думай только о своем таланте. Думай о том, как сильно ты этого хочешь».

Она сделала глубокий вдох и заиграла.

Никто не хлопал после каждого произведения, но это было неважно. Маккензи знала, что все получается. Она не сделала ни одной ошибки в Элгаре и Бетховене, «Лебедь» легко и элегантно лился из-под ее пальцев. Но перед последней пьесой Мак нервно сглотнула.

– Прошу прощения, – сказала она аккомпаниатору. – Если вы не возражаете, я бы хотела заменить последний номер.

Он удивился, но улыбнулся. Мак глубоко вздохнула. Она знала: сейчас – или никогда. И не собиралась сдаваться без борьбы. Мак посмотрела на комиссию.

– Я знаю, что нарушаю заявленную программу, где указано, что сейчас я должна исполнить «Пеццо-каприччиозо» Чайковского, но тем не менее сейчас я сыграю для вас «Прялку» Поппера.

Она подняла смычок и надолго застыла в полной неподвижности. Потом, кивнув пианисту, заиграла одну из самых сложных пьес в репертуаре виолончелистов.

Пьеса начиналась с исступленного потока пронзительных нот. Она была ужасающе быстрой, заставляя руки с головокружительной скоростью порхать вверх и вниз по грифу инструмента. Маккензи всегда считала эту пьесу довольно назойливой, хотя признавала, что она как нельзя лучше подходит для того, чтобы блеснуть на концерте. Но на этот раз во время игры произошло нечто поразительное. Впервые в жизни Мак заметила в «Пряхах» игривость. Произведение, всегда казавшееся ей натужным, болезненным и неистовым, вдруг зазвучало весело . Легкомысленно, дерзко, шутливо и энергично. Мак едва не расхохоталась, играя. В эти мгновения для нее не существовало ничего на свете, кроме музыки.

Закончив, она застыла, почти не дыша. Она не знала, хватит ли этого для поступления, зато твердо знала самое главное: сегодня она играла лучше, чем когда-либо в жизни.

– Спасибо, мисс Райт. Это было очень хорошо, – раздался голос из зала. – В ближайшее время мы с вами свяжемся.

Мак почти вприпрыжку выбежала из зала. «Да!» – выдохнула она, взметнув кулак в пустом коридоре. Потом снова посмотрела на телефон – по-прежнему никаких сообщений от Блейка.

Мак не помнила, как доехала до кофейни с капкейками. Она припарковалась перед входом и уже приготовилась вбежать внутрь, во весь голос зовя Блейка… как вдруг увидела его за стойкой и застыла, как вкопанная.

Потому что Блейка обнимала другая девушка. Девушка с короткими вьющимися волосами, затянутая в черное концертное платье.

Клэр.

– Это было великолепно, – мурлыкала Клэр, глядя в глаза Блейку. У входа в кафе было целых два открытых окна, так что Мак слышала каждое слово. – Я совершенно точно прошла! И я видела, как она заходила. Бледная, как смерть. Наверное, до чертиков перепугалась, когда услышала, как я играю ее Чайковского.