Ларс Кеплер - Соглядатай

– Что означает «Ossa ipsius in pace» ? – спросил Йона.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты сказал это под гипнозом.

– Это значит «Его кости покоятся с миром», – хрипло сказал Роки.

– Ты описал мертвого священника. Поэтому он и был подкрашен.

Они быстро прошли под сводом к выходу. Йона думал о том, почему Роки описал церемонию похорон с открытым гробом. Скончавшегося священника подгримировали и одели в белое облачение, но не он был «грязным проповедником». Роки увидел его в первый раз только во время панихиды.

Булыжная дорожка, выложенная под воротами чугунного литья со словом «Фридхем», вела к дому вдового священника, где старшей сестре Петера Леера Якобсона, Эллинор, разрешили жить после смерти хозяина. Вместе с женщиной помоложе из Шёлдинге она содержала кафе и скромную экспозицию, которая рассказывала о том, как в разное время жили в этих местах священники и их семьи.

Фридхем являл собой три красных домика с белыми оконными переплетами, открытыми ставнями и старой черепичной крышей. Дома сгрудились вокруг ухоженной лужайки со столиками кафе под плакучими березами.

Йона и Роки вошли в кафе – тесную комнату с черно-белыми фотографиями под стеклом. Йона скользнул взглядом по снимкам построек, рабочих бригад и семей священников. В трех витринах лежали траурные украшения из каменного угля, письма, чертежи и сборники псалмов.

Йона заказал две чашки кофе и печенье – за стойкой была старая женщина в пестром переднике. Она тревожно взглянула на Роки, который не улыбнулся в ответ, когда она сказала про бесплатную добавку кофе.

– Прошу прощения, – начал Йона, – вы, должно быть, Эллинор, сестра Петера Леера Якобсона?

Женщина удивленно кивнула. Когда Йона сказал, что они виделись с новым священником, который так хорошо отзывался о ее брате, голубые глаза женщины наполнились слезами.

– Петера очень, очень любили. – Она прерывисто вздохнула. – Все помнят его, все по нему до сих пор скучают…

– Наверное, вы гордились им, – улыбнулся Йона.

– Да, гордилась.

Разволновавшись, женщина сложила руки на животе, чтобы успокоиться.

– У меня есть вопрос, – продолжил Йона. – Ваш брат знал священников, которые служили поблизости?

– Да… конечно, благочинный в Катринехольме… пасторы и во Флуде, и в Стура-Мальм… И я знаю, что в конце жизни он часто бывал в церкви Лербу.

– Священники не встречались вне службы?

– Мой брат был прекрасным человеком. Честным… его очень любили…

Эллинор обвела взглядом пустое кафе, обошла стойку и показала заключенную в рамку газетную вырезку о визите монаршей четы в Стрэнгнэс.

– Петер был ассистентом-викарием на торжественном богослужении в кафедральном соборе, – гордо сообщила она. – Епископ потом благодарил его и…

– Покажи руки, – сказал Йона Роки.

Роки, не поведя бровью, засучил рукава свитера.

– Мой брат был оратором на встрече священников в Хэрнёсанде, он…

Старуха замолчала, увидев руки Роки – израненные, во вздутиях, испещренные шрамами, оставшимися после уколов, с темной сеткой вен, разъеденных аскорбиновой кислотой, с помощью которой растворяют героиновую базу.

– Он тоже священник, – сообщил Йона, не сводя с нее взгляд. – Увязнуть может каждый.

Морщинистое лицо Эллинор побледнело и застыло. Она села на деревянную скамью, зажав рот рукой.

– Мой брат изменился после несчастья… когда погибла его жена, – тихо сказала она. – Горе разрушило его, он удалился от всех… считал, что его преследуют, что все шпионят за ним.

– Когда это произошло?

– Шестнадцать лет назад…

– Что принимал ваш брат?

Эллинор затравленно посмотрела на Йону.

– На коробочках было написано «Морфин для эпидурального введения»…

Женщина покачала головой, узловатые руки беспокойно теребили цветастый передник.

– Я ничего не знала… под конец он остался совершенно один, даже дочь не выдержала. Она долго заботилась о нем, теперь я не понимаю, как у нее хватало сил.

– Но он мог проводить богослужения, выполнять свою работу?

Эллинор подняла на Йону красные, воспаленные глаза.

– Да, он проводил службы. Никто ничего не замечал, и я не замечала, мы ведь больше не общались… но я ходила к заутрене и… Народ говорил, что проповеди были сильнее, чем когда-либо… хотя сам он сдал, ослаб.

Роки что-то пробормотал и вышел из комнаты. В окно они увидели, как он прошагал по газону и сел за стол под большой березой.

– Как вы все узнали? – спросил Йона.