Галина Одинцова - Деревенская рапсодия

– Пелагея Афанасьевна, балуешь дочку-то! Смотри, а то покажет она тебе, где раки зимуют! – соседи завистливые, посмеиваются над заботливой мамашей, сплетни вьют.

Но мама души не чаяла в дочке! Всё для неё.

Нинке снился этот тяжкий сон медленно, как долгая заунывная мелодия, терзающая душу. Он уводил её в явное прошлое, которое формировало характер – заносчивый и строптивый.

Одноклассники недолюбливали девочку, строили козни. В деревне это быстро делается – чуть что не так, сразу – чужая, сразу же смешки, подколки, обзывалки.

Девочка бежала к матери, жаловалась, и Пелагея неслась в школу, в кабинет директора, к своему однокласснику и бывшему ухажёру, требовала, чтобы остановил это безобразие.

Директор кивал головой, делал выговор и самой Пелагее Курочкиной, чтобы поменьше баловала дочь. На том и расходились бывшие одноклассники.

Нинка окончила школу, поступила в городе в финансовый техникум. Пелагея каждый выходной неслась в город с сумками, полными продуктов. С горем пополам окончила Нина Курочкина техникум, вернулась в деревню к матери на летние каникулы. Что дальше делать, куда определиться – обе думали–гадали.

Нинка мечтала о принце, Пелагея – о том, куда бы пристроить капризное дитя.

И вот наступил этот день – явился принц на белом коне! Только не конь это был, а мотоцикл. Примчался из города. Однокурсник, сын известных в городе людей. Уселась Нинка за заднее сидение мотоцикла в свадебном платье, и, развевая белую фату длинным шлейфом, умчалась из деревни, на зависть одноклассницам.

Пелагея следом – на чёрной «Волге». Родители жениха прислали за тёщей сына.

К Нине возвращалась память. Она вспоминала прошлое, оно снилось ей явью, до последней дощечки на крашеном полу в доме, до последней завитушки на голубых ставнях добротного дома. Нинка гордилась своим домом с высоким крыльцом и флюгером, в виде кочетка на крыше дома.

Сейчас Нина всё это рассматривала в своём сне, трогала руками наряды в тесном шкафу, любовалась красивой посудой в высоком буфете. Мама всё это копила для своей дочки – единственной и любимой.

Но всё это было в прошлом. Но никак не снилось ей настоящее. Она не помнила ни имени своего, ни того, откуда она попала сюда. Смутная боль о маленькой девочке терзала её душу. И губы шептали :

– Паулина, Паулина…

Медсестра с сожалением смотрела на Нинкины метания во сне, промокала пот с её лба:

– Мечется девка, снится что-то, видать, этакое… И имя какое-то странное. А может – паутина, паутина. К чему паутина? Да нет, вроде Паулина… Понаберутся иностранщины, разгадывай потом, что и как. Эх, кто тебя так измутузил, горемычная?

Медсестра вышла, но дверь палаты оставила открытой. Мало ли что…

Пелагея Афанасьевна, пока дети спали, побежала к местной учительнице.

– Лариса Викторовна, только вам доверяю. Вы учили мою Ниночку. Где она, не знаю… Вы хорошо знаете нас. Ради Бога, выручайте, дорогая! Мне надо в город. Пропала Дина., племянница моя. Третий день ни слуху, ни духу. Анки тоже нет…

– Так Анка в больнице, Пелагея Афанасьевна.

– К-как в больнице… Кто сказал?

– Женщины в магазине говорили. Участковому из города звонили сегодня рано утром. Сегодня первый день как в себя пришла, прооперировали её.

– А Динку? Тоже?

– Про Дину ничего не известно. Но вы не волнуйтесь. Все найдутся. Надо ждать. Вы что-то хотели?

– Да, хочу в город поехать. В милицию. Автобус через час двадцать. Я туда и обратно. Посидите с малышами!

– Не волнуйтесь, посижу, конечно! Молоко есть у вас?

– Молоко принесут. Для Павлика надо кипятить хорошо и разводить…

– Я всё сделаю! Не волнуйтесь!

Пелагея ехала в город в предчувствии беды. Её не отпускала боль в сердце. Она уже и не знала о чём думать, почему такая тишина, почему все молчат! Ведь человек не иголка и должен где-то быть!

В милиции сержант долго записывал её данные из паспорта.

– Пелагея Афанасьевна, напишите заявление о пропаже человека и можете ехать домой.

– Здрасьте, дорогой хороший! Я и нашему участковому могла такое заявление отдать. Мне надо к начальнику. У меня грудной ребёнок без матери, а вы – заявление! Пусти к начальнику!

– Не положено! Пишите заявление!

– Сынок, ты для чего тут сидишь, а? Звони начальнику, или бушевать начну!

– Посажу в камеру, бушуй.

– У меня есть сведения о бандитах. Скажу только начальнику. Слышь? Звони!

Сержант поважничал ещё минут пять, издеваясь над несчастной посетительницей, потом куда-то долго звонил, с кем-то договаривался, чтобы её приняли.