Галина Одинцова - Деревенская рапсодия

Всё начиналось очень просто. У молодой влюблённой пары родилась девочка. И с этого дня пары не стало. Вполне себе привычная ситуация: рождается ребёнок, отец, даже не взглянув на плод своей страсти, сматывает удочки и удаляется в неизвестном направлении. Видите ли, он ждал сына, а родилась дочка! Оправдавшись таким образом перед встречными знакомыми, новоиспечённый папаша был таков. Не оставил ребёнку ни фамилии, ни отчества!

Тут уже задумаешься, ненароком вспомнив классическую литературу: а кому же из писателей интересны были дети? Кто же писал о детях с любовью и страстью, пытаясь рассказать о счастье отцовства? Да, осмелюсь сказать, никто! Их в классической литературе просто нет.

Лев Толстой? Исключение. Но какое! «Филлипок». Вот он ребёнок мечты. Всего добивается сам! Хочет учиться, стремится к знаниям! Мальчик, с которым никаких проблем. А так ли в современной жизни? Конечно, давно уже не так…

А дальше? Дальше толстовские рассказы: «Косточка» – мальчику стыдно признаться, что он съел сливу! Поучительный рассказ. Надо слушаться старших – основная мысль! «Пожар». О героизме Вани. И о глупой девочке, устроившей пожар в доме. Опять же – мальчик герой.

Александр Пушкин упоминает мальчика. «Шалун уж отморозил пальчик. Ему и больно и смешно, а мать грозит ему в окно…» И всё? Больше детей в его произведениях нет!

А «Ванька»? И его письмо на деревню дедушке. Писал, писал Антон Павлович о детях! Но о каких? О несчастных, замученных…

Виктор Короленко «Дети подземелья». Где любовь к детям? И даже к сыну. Где?

«Отец холоден к мальчику и поэтому Вася растёт как «пугливый зверёк». А смерть девочки? Страшно!

Вот такая она, наша классика. Где счастливое детство и любящие родители?

Это позже, в советской литературе отводится небольшое место счастливым детям, октябрятам, пионерам. Да кто же в школе изучал эту литературу?

Вот и наш новоиспечённый папаша сбежал. А был он воспитан и родителями, и классической школьной литературой. Всего понемногу. Какой он отец, если ещё молоко на губах не обсохло. Сам только оперился. Да и мамаша не пример молодым мамам. Оставшись одна, недолго думая, дала дочке имя любимой артистки – Люсьена, отчество любимого поэта Александра Блока. И пошла в жизнь, нелёгкую, полную приключений и радостей Люсьена Александровна Курочкина.

И начиналась эта жизнь в деревне у бабушки, Пелагеи Афанасьевны Курочкиной, куда молодая мамаша тут же сбагрила своё новорождённое дитя. Тётка Пелагея поохала, поахала, а куда ж деться? Человек. Девочка с малым весом, недоношенная, лежала перед ней на лавке, хаотично шевеля рученьками и ноженьками, вытягивая губки в трубочку, ища грудь непутёвой мамаши. А молодая мамаша, напившись колодезной ледяной воды, чмокнув мокрыми губами изумлённую мать, умчалась снова в город. Чтобы навсегда забыть это своё приключение, закончившееся дочкой. Как будто поставила точку. И исчезла.

Исчезла непутёвая дочь Пелагеи Курочкиной, как будто и не было её никогда.

– Нинка, Нинка! Одумайся, ты же мать! – кричала ей вслед бедная женщина, но не докричалась. Машина сорвалась с места, да исчезла в мгновение ока.

Маленькая Люська сидела под берёзой в глубоком алюминиевом тазу и смотрела, как бабушка косит траву. Вжик-вжик… Коса срезает высокий осот, шикарные листья подорожника, одуванчиков и ещё многие неизвестные бабушке названия красивых сорняков. Удобная коса режет густые заросли под смородиной, крыжовником, вишней. Пелагея успевает только косой взмахивать. И запах! Какой же запах от свежесрезанной травы. Вот только тучи мошек, спрятавшиеся в ней, мешают наслаждаться этим удивительным процессом. Не дают дышать полной грудью, лезут, окаянные, то в нос, то в рот. Но Пелагея как будто и не замечает их. Торопится. Вжик-вжик…

И далёкое детство перед глазами Пелагеи: дед, папа, дядьки, выстроившись друг за другом, косят высокую траву: вжих, вжих, вжих… Синхронно, словно музыканты большого оркестра, не сбиваясь с ритма, не нарушая сложной мелодии. А босоногая ребятня носится по колючему лугу, поджимая пальцы стопы, как будто это поможет уменьшить боль или щекотку.

Пелагея остановилась, поправила платок, вытерла рукавом скупую слезу, посмотрела на внучку, та сидела в тазу и о чём-то на своём детском языке беседовала с картонной куклой, продолжила свою работу. Надо успеть, пока солнце не вышло из-за леса. Жара.