Дмитрий Сафонов - Энские истории

Ее передернуло.

— Как вы спокойно об этом говорите! Боже мой! Кто вас ранил?

Я усмехнулся. И промолчал. Вместо ответа вытащил пистолет и положил его рядом с собой. Пистолет произвел на нее сильное впечатление.

— Саша! Вы… Преступник? Бандит?! — после недолгого колебания спросила она. Такая откровенность пришлась мне по душе.

— Нет. По крайней мере, вам нечего меня бояться. Я не собираюсь вас грабить или насиловать. У меня есть деньги, — я достал из кармана пачку долларов и небрежно бросил на столик. — И вообще… Кстати, вы не могли бы пожертвовать чем-нибудь из своего белья? Мне нужно наложить повязку.

Чемодан лежал открытым; так, что было видно содержимое. Она вспыхнула, достала белую блузку и захлопнула крышку.

— Пожалуйста.

— Благодарю. Я оплачу все ваши расходы, — я взял две купюры и протянул ей. Она с нарочитой небрежностью бросила деньги обратно на столик.

— Спасибо. В этом нет нужды. Тем более, я сама виновата в том, что у вас открылась рана.

Я не стал возражать. Я сидел молча и не торопил события. Я знал, что все должно идти своим чередом. Сначала она разыгрывала гордость и неприступность. Затем настала очередь жалости и сострадания. Женщины, конечно, во многом не знают меры, но в жалости и сострадании — особенно. Теперь же, полностью удовлетворив природную потребность в этих благородных чувствах, она решила дать волю своему любопытству. Вот тут можно бить наверняка — потому что женское любопытство куда сильнее гордости и гораздо крепче жалости; как человек на восемьдесят процентов состоит из воды, так женщина на девяносто — из любопытства; это пламя постоянно жжет все ее естество, отражаясь бесовскими язычками в расширенных зрачках; чтобы не сгореть заживо, женщины подчас вынуждены сами находить (а чаще — придумывать) ответы на волнующие их вопросы; а мы бываем несправедливы — мы ворчим: "дуры бабы, вечно напридумывают чего-нибудь", а ведь они не нарочно — они просто таким образом спасаются от страшной и неминуемой гибели.

Я молчал. Но для пущей верности — делал задумчивое лицо и изредка улыбался: будто бы неким сокровенным мыслям, а на самом деле — примитивности и безотказности своих ловушек, в которые она непременно должна была попасться.

Кстати, я давно заметил: все мужчины говорят, что женщины — непредсказуемы. Те, кто действительно так считают, говорят это со злобой и раздражением; те же, кто позволяет себе шутить на эту тему — кривят душой; уж можете мне поверить: они видят женщину, как на ладони, просто не хотят, чтобы она об этом знала.

Я сидел и ждал, пока ее природа сама проделает всю подготовительную работу. А тот, кто умеет ждать — пожинает только спелые плоды; любому умному человеку это известно.

Я сидел, время от времени тихонько морщился от боли и ждал ее вопросов. Конечно же, ждать пришлось недолго. Не прошло и пары минут, как она наклонилась ко мне, положила длинные холодные пальцы на мою руку и, буравя меня пристальным взглядом, спросила:

— Саша! Скажите, кто вас ранил?

Я устало прикрыл глаза:

— Долго объяснять…

— И все же? — она заискивающе склонила голову набок. — Расскажите.

— Нет… Не могу.

— Саша… Ну, пожалуйста, — она нежно взъерошила мои волосы и горячо зашептала. — Ну, поставьте себя на мое место. Молодая, красивая женщина едет в купе с раненым вооруженным мужчиной… А вдруг я тем самым подвергаю себя опасности? Ведь мне страшно, Саша. Пойми.

Некоторое время я колебался; однако затягивать паузу не имело смысла. Я придал лицу значительное выражение и объявил:

— Ну хорошо. Я расскажу ровно столько, чтобы успокоить вас. Но всего, как вы понимаете, я сказать не могу.

Надо было срочно что-то придумать; и чем неправдоподобнее, тем лучше. Я вообще считаю, что женщины созданы для того, чтобы их обманывать. Хорошо, согласен: это звучит несколько грубо. Ну да, я немного не то хотел сказать. Наверное, я просто не совсем правильно выразился. Правильнее было бы вот как: женщины смутно себе представляют, что такое истина. Она им не нужна; эмоции они ставят выше фактов. Интонация для них гораздо важнее, нежели смысл. Поэтому, если женщина тебе не верит, значит, ты был с ней недостаточно ласков. Я взял ее пальцы и нежно их поцеловал. Затем, понизив голос, сказал:

— Я выполняю секретное правительственное поручение. Как видите, — тут настало время горько усмехнуться, — оно не совсем простое. И довольно опасное… Но я не вправе прибегать к чьей-либо помощи — нельзя нарушать конспирацию…