Дмитрий Сафонов - Энские истории

— Раздевайся! — приказал я. Он мешкал. — Быстрее! — повторил я грозно. Он начал снимать одежду. — Осторожно, не испачкай! — прикрикнул я; из его разбитого носа сочилась кровь.

Я отдал ему свой больничный наряд и облачился в его потные доспехи: двумя размерами меньше, чем у меня. В кармане джинсов обнаружились деньги: немного заработанных рублей и сотня баксов. Я подвел водителя к багажнику и сказал: "Залезай!"; схватил его за шиворот и подтолкнул. Скрючившись, он кое-как там разместился.

— Сиди тихо, и все будет нормально! — пообещал я и кинул ему зеленую купюру — для успокоения; давно замечено, что в России больше любят не своих, а американских президентов; но не всех подряд, а только тех, чьи портреты нарисованы на деньгах. Я захлопнул крышку багажника и закрыл ее на ключ.

Надо было спешить; времени оставалось в обрез.

В соседнем городе я остановился невдалеке от вокзальной площади; двери захлопнул и ключи бросил под машину. Конечно, водителя следовало бы убить, чтобы не оставлять никаких следов, но у меня не было ни ножа, ни топора; а оставлять в нем свою пулю — это тоже след, да еще какой!

В общем, я рассудил, что найдут его только утром; пока он заявит в местную милицию, да пока об этом в Энске узнает Пинт, пройдет довольно много времени; значит, у меня в запасе есть десять-двенадцать часов; этого хватит, чтобы доехать до Москвы.

Я нащупал под рубашкой коробочку с перстнем; у незнакомца не должно быть ко мне никаких претензий: ведь я действительно еду в Москву, стало быть, все наши договоренности выполняю. Ну, а то, что его люди не поспевают за мной — это не мои проблемы; я же не обещал, что буду ходить с ними в обнимку. Да он этого и не требовал.

Поезд на Москву подошел к перрону через четырнадцать минут. Еще через две минуты он двинулся дальше. Я не стал брать билет в кассе — сунул деньги прямо проводнице; в случае чего полезно иметь помощника. Я постарался запомнить всех пассажиров, которые сели на поезд вместе со мной: их было трое.

Трое: двое мужчин и одна женщина. Мужчины стояли на перроне довольно далеко от меня и сели куда-то в один из плацкартных вагонов. Женщина появилась на платформе в самый последний момент; она неожиданно вышла из обшарпанного, приземистого здания вокзала; в хрупкой разболтанной рамке старой рассохшейся двери жалобно звякнуло стекло — самое настоящее, не какой-нибудь современный пластик! — и в узком проеме, залитым ровным приглушенным светом, возник ее темный силуэт.

Я бросил быстрый взгляд: женщина была высокой, стройной, но вовсе не худой; черная юбка, доходившая до середины колена, жадно обтягивала ее крутые виолончельные бедра; черный жакет с широким воротником и большими пуговицами украшала серебряная брошь в виде паука; хитросплетения тонких мышц шеи, изменявшие свои соблазнительные очертания при малейшем повороте головы, выгодно подчеркивала неброская, но далеко не простенькая подвеска; остроугольный вырез недвусмысленно указывал направление дальнейшего осмотра; высокие каблучки подтягивали округлые рельефные икры; под нежным прозрачным нейлоном чулок переливалась еще более нежная кожа; изящные подъемы аккуратных ступней были опутаны сетью голубых жилок; тень от широкополой шляпы полностью скрывала лицо женщины.

Она путешествовала налегке: в руке — маленький дорожный чемоданчик, и дамская сумочка через плечо.

Тишину июльской ночи деликатно смял перестук железных колес; сдержанно переводя тяжелое дыхание, поезд осторожно вполз под навес; жесткие лучи фар и головного прожектора выхватили у дальнего семафора прыгающую фигурку коротконогой собачонки — поминутно оглядываясь и поджав хвост, она торопливо перебегала через рельсы.

Передо мной остановился желто-синий вагон СВ. "Чего уж мелочиться?" — подумал я и решительно двинулся к открывшейся двери.

Первой вошла незнакомка; даже вблизи я не смог разглядеть ее лица. Затем и я ухватился за блестящий поручень. "Куда?" — пыталась остановить меня проводница. "Ваш билет?"

— Милая, мне в Москву надо — позарез! А билет купить не успел! — сказал я и сунул ей сто долларов.

Проводница, худая высокая дама лет сорока, с жесткими темно-рыжими волосами, как-то угловато обернулась и быстро выхватила деньги у меня из рук; еще мгновение — и зеленая бумажка исчезла в кармане ее форменной тужурки.

— Поезд стоит здесь две минуты. Подождите в тамбуре: тронемся — тогда я найду для вас место! — глядя мне за спину, сказала она; лицо проводницы было усеяно крупными темными веснушками — такими четкими и выпуклыми, будто бы в него плеснули остывшим чаем, и чаинки прилипли к белой коже.