Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

«Какая глушь, – подумала я. – Как странно найти такое уединенное место совсем рядом с оживленным торговым городом».

– Сюда, – сказал Доггер и повел меня по едва заметной тропке, уходившей куда-то прямо в боярышник.

То, что сначала показалось мне непроходимыми кустами, расступилось, являя широкий проход к реке и к старинному заброшенному строению.

– Лодочный дом, – пробормотал Доггер практически себе под нос.

Это место напоминало покинутую пагоду. Четыре угла просевшей изогнутой крыши были украшены резными драконьими головами. Когда-то раскрашенные ярко-красной краской и внушающие страх, эти создания облупились и поблекли, их морды выражали смутную надежду, как будто ожидали спасения.

Мы медленно обошли вокруг постройки, вбирая в себя детали: заросшую мхом кровельную дранку, покосившиеся оконные рамы и общую отталкивающую атмосферу.

Из-за разросшейся плесени это место внушало чувство легкого, но ощутимого дискомфорта.

Под деревьями, у края воды, подгнившие доски причала уходили в реку. Чуть дальше ступеньки указывали, что здесь когда-то была тропинка, видимо, бечевник [20], предположила я.

Я ступила на крыльцо, и доски заскрипели.

– Осторожно, – предупредил Доггер.

Я кивнула, давая ему понять, что слышу. Тишина этого места казалась неестественной. Все равно как в том чудном стихотворении о немецких героях, которое обожает Даффи и в котором «тиха была земля», «ни одна птица не пела» и «ни один зверь не тревожил заросли».

Я вздрогнула, вспомнив эти строки. Приложила руки к грязному стеклу.

Бесполезно. Света занимающегося утра недостаточно, чтобы рассмотреть что-то внутри.

– Ты был здесь вчера, Доггер? – поинтересовалась я.

У меня внезапно возникло ощущение неловкости, и я удивилась, почему говорю шепотом.

Доггер кивнул. Он не стал уточнять, а я не стала спрашивать. В этом странном месте казалось странным издавать звуки.

Я прижалась носом к окну, надеясь, что воссияет чудесный свет.

Кто-то прикоснулся к моему локтю, и я чуть не выскочила из кожи на манер святого Варфоломея. Обернулась с широко распахнутыми глазами и увидела Доггера, протягивающего мне фонарь.

Коротко и по-деловому кивнув с таким видом, как будто выпрыгивание из кожи было частью моего плана и совершенно заурядным занятием, я взяла фонарь, включила и поднесла к подоконнику.

Из темноты на меня смотрело женское лицо.

– Вот дерьмо! – воскликнула я, немедленно пожалев о своих словах.

«Держи себя в руках, Флавия, – сказала я себе. – Доггер здесь. Что может случиться в прогнившем старом доме на берегу реки?»

«Доме мертвеца, – напомнил внутренний голос. – Доме убитого человека».

– Посмотри сюда, Доггер, – я попыталась изобразить лишь слабый интерес, хотя мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не драпануть оттуда со всех ног.

Доггер осторожно поднялся на крыльцо рядом со мной и заглянул в окно.

– Как любопытно, – произнес он. – Полагаю, 1910 год или около того.

Я прижалась носом к стеклу рядом с ним.

В желтоватом свете фонаря я увидела на стене огромную театральную афишу. На ней кричащими красками была изображена женщина в корсете из страусиных перьев. Она качалась на трапеции и смеялась накрашенными губами.

– Птичка в золотой клетке, – сказал Доггер мне на ухо. – В те времена женщин часто изображали пленницами, и они жили, как в клетке.

– Они когда-нибудь сбегали? – спросила я, внезапно осознав, что мы соскользнули на тему, в которой я ничего не понимаю.

Но я буду настойчива. Может быть, что-нибудь узнаю.

– Некоторые да, – ответил Доггер. – Вот эта, если я не ошибаюсь…

Он забрал у меня фонарь и направил его луч в нижнюю часть афиши.

«Вавилонская блудница», – гласили яркие желтые буквы. – Музыкальная пьеса, автор либретто и музыки – Леонард Боствич. Исполняет мисс Поппи Мандрил».

– Боже! – воскликнула я.

– Именно, – подтвердил Доггер.

– Это и правда она? – переспросила я. – В молодости она была просто шикарна.

Доггер не ответил.

Теперь я рассмотрела, что внутри все стены увешаны аналогичными афишами и фотографиями. Это место скорее напоминало картинную галерею, чем дом.

Неужели Орландо собрал все эти следы прошлого и соорудил храм своей учительницы?

Я прижималась лицом к стеклу, чтобы рассмотреть углы комнаты, когда послышался голос:

– Артур?

Испугавшись, я резко развернулась. На ступеньках с мотыгой в руке стояла женщина.