Я обрадовалась.
Но в то же время меня бросило в холодный пот, ведь у меня в кармане до сих пор лежит клочок бумаги, который я добыла из кармана Орландо.
Должна ли я признаться в похищении улики и отдать ее Доггеру?
Неудивительно, что древние философы тратили уйму времени и чернил, размышляя над моральными ценностями.
Философия всегда казалась мне бессмысленной штукой, но сейчас, видимо, придется пересмотреть свое отношение.
Виновна я иль нет, вот в чем вопрос? И если да, то в чем же?
Внезапно я осознала, как плохо было бедняге Платону, и в этот самый момент приняла решение.
– Посмотрите, – я указала на черно-белую фотографию молодой Поппи Мандрил на велосипеде с рискованно задравшейся юбкой, обнажавшей щиколотку. – Здесь подпись: «Моему Пегасу от Поппи». Ручкой «Биро», которая появилась намного позднее, чем была сделана эта фотография.
– Господи, – выдохнула Клэр, стрельнув глазами в Доггера.
Пегас, насколько я припоминаю по словам Даффи, зачитывавшей нам самые рискованные пассажи из «Мифологии» Томаса Бульфина, – это крылатая лошадь, родившаяся из почвы, на которую упали капли крови из отрубленной головы Медузы.
Мы, британцы, намного опережаем другие народы, когда дело касается сочинения историй.
Тем не менее, совпадение ли это, что Поппи Мандрил дает автографы коню, в то время как миссис Палмер посвящает ему стихи?
Что ж, случались и более странные вещи. Никогда не знаешь, на что наткнешься в английской глуши.
Доггер провел лучом фонаря от стены к стене, прогоняя тени, и перед нами одна за другой появлялись афиши и фотографии, и на всех была Поппи Мандрил.
– Должно быть, она была очень знаменита, – предположила я.
– Невероятно, – подтвердила Клэр. – Она была звездой лондонской сцены. Говорили, что джентльмены пили шампанское из ее шелковой туфельки, а локоны ее волос уходили на аукционах к миллионерам.
– Но что с ней случилось? – спросила я, вспомнив пожилую сгорбленную женщину в кресле, режиссирующую любительские постановки в заштатном городке.
– Поппи совершила смертный грех, состарившись, – объяснила Клэр. – Джентльмены покинули ее ради других туфелек. Миллионеры не интересуются седыми прядями.
– Прямо как Медуза, – заметила я. – Орландо был ее крылатым конем, не так ли? На котором она рассчитывала взлететь к новым высотам?
– Флавия, – изумилась Клэр, – ты меня завораживаешь. Правда. И пугаешь.
Пытаясь выглядеть не слишком довольной, я скромно сказала:
– У меня очень умные сестры.
Для красного словца в последний момент я решила упомянуть их обеих. Капелька лести еще никому не вредила.
Поскольку больше никто ничего не сказал, я продолжила обыскивать маленький домик. Если не считать туалета, он весь представлял собой одну комнату с кроватью и книгами в одном углу и маленьким кухонным островком с примитивной плитой, чайником, чашкой и блюдцем в другом.
В оловянной коробке из-под чая хранились хлеб, молоко, сыр и половинка яблока.
Я подумала: «Интересно, Орландо умер голодным?»
Жить в хибаре у реки – какое падение после дома священника.
– Какие отношения у него были с отцом? – спросила я. – Имею в виду, у Орландо.
– На удивление хорошие, – ответила Клэр. – Каноник Уайтбред обладал достаточным знанием человеческой натуры, чтобы не перегибать палку. Он знал, что гений нельзя заключить в плен.
– Но иногда его можно утопить в бутылке, – заметил Доггер, поднимая бутылку со стеклянной пробкой. И сунул мне ее под нос.
– Паральдегид, – сказала я. – Узнаю этот неприятный резкий запах уксусной кислоты. Винный уксус.
Я спросила у Доггера:
– Где ты это нашел?
– За Библией на книжной полке. Это место обычно используют в качестве тайника в надежде, что туда никто не полезет.
Двумя пальцами я изобразила знак победы в лучших традициях Уинстона Черчилля. Теперь, когда тайное стало явным, нет смысла скрывать то, что я обнаружила.
– Я унюхала его на теле, – объяснила я Клэр. – На берегу реки.
– Я тоже, – подтвердил Доггер.
Я чуть не рухнула на месте. Что бы Доггер ни обнаружил, вытаскивая Орландо из реки, он держал это при себе.
Но разве мы не собирались так и сделать?
Умирая от любопытства, я решила не привлекать излишнего внимания к его талантам наблюдателя.
– Что ты думаешь? – поинтересовалась я.
– Что бедный молодой человек, судя по всему, лечился от алкоголизма – и, скорее всего, в частной клинике. Ему назначили уколы паральдегида, наверное, в количестве от пяти до десяти кубиков, а он, как это часто бывает, пристрастился к средству, которое должно было его излечить.
Читать дальше