AlmaZa - Три цвета надежды [СИ]

— Я не гордый, я и прибраться могу, и ботинки почистить…

— Так ты намерен отказать мне? Ты хочешь войны? — прекратил его кривляния Джиён.

— Я? Это ты мне её навязываешь, а я, что уж делать, если вынуждают, могу её принять.

— Я ждал от тебя большей заботы о своих людях… тебе не жалко положить всех из чувства противоречия?

— Положить их всех? — Улыбка исчезла с губ, превратившись в лютый оскал, каких на Ёнгуке давно никто не видел. Его глаза затянуло инеем полного равнодушия. — Валяй, Джиён, начинай войну. С кем будешь драться? С собственной тенью? Ты из нас всех знаешь человек десять, не больше. Мои парни храбрецы, среди них есть не разбирающиеся в волчьих законах, но, благо, ими пока командую я. А я подожму хвост и провалюсь сквозь землю. Вместе с ними. Найти десяток ребят на планете Земля тебе, быть может, кажется легким. Кажется, пока ты не попробовал их найти. Ты думаешь, что я буду воевать, лишь бы не выглядеть трусом? Видимо, это ты где-то подхватил наивность, раз считаешь, что меня устыдить возможно. Я лучше буду трусом, чем дураком. Живым трусом, а не мертвым дураком. И разве зазорно им быть перед человеком, который никогда в жизни не сразится со мной один на один в поединке чести? — Ёнгук замолчал. Они посмотрели с Джиёном в глаза друг другу, продолжительно, переливаясь то ненавистью, то уважением, то яростью, то терпением. Дракон натянул на рот косую ухмылку, бросив бычок в пепельницу.

— Я же не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, который, я знаю, в боевых искусствах превосходит меня на две-три головы.

— А я не самоубийца, чтобы схватываться с человеком, чья гвардия превосходит мою в двадцать-тридцать раз. — Они улыбнулись друг другу.

— Значит, ты утверждаешь, что войну мне вести будет не с кем?

— Это факт.

— Если вести поиск вслепую, то будет трудно, но когда имеешь датчики… — Джиён коварно щерился. — Бегущие с корабля крысы укажут дорогу, как нить Ариадны.

— В золотых нет крыс, Джи, не пытайся ввести меня в заблуждение, — скрывая напряжение и закрадывающееся сомнение, махнул рукой Ёнгук. — Ты хочешь, чтобы я начал проводить чистки и трясти своих людей? Чтобы у нас начался разлад? Бесполезно. Я знаю все твои номера, Дракон, и заслуга тут уже не Наташи или каких-то Джессик… — юрист опять подался чуть вперед, понизив свой басистый голос: — Это твои люди покупаются и продаются. Кроме денег их ничего не волнует. Отсюда и все твои потаённые страхи, которые есть, как ни крути. Иначе зачем тебе пытаться нас ослабить? А золотыми, к счастью или огорчению, рождаются, а не становятся, поэтому пробудить в них алчность невозможно. Разве реально заставить золото стать медяком?

— Прежде верили в существование философского камня, способного обращать один металл в другой…

— Но для этого нужен хороший алхимик, да? — Ёнгук бросил одноименную карту буквально из рукава. Джиён нахмурил брови. Он не успел заметить, когда эти ловкие руки прибрали карту к себе.

— Есть и другие способы выманивать ваше доблестное рыцарство, если ты не веришь в двуличных товарищей.

— Наши близкие? — Ёнгук пожал плечами. — Большая половина из нас сироты, у которых никого нет. А те, у кого кто-то есть… тронь мою семью, Джи, попробуй, — мужчина продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. — Я не из тех, кто ломается. Я могу остаться совершенно один, но я порву на маленькие кусочки всю твою многосотенную свору, потом расщеплю тебя на сочащиеся кровью и болью атомы. Мы с тобой в этом похожи. До конца будем делать то, что считаем правильным, что бы ни случилось. К слову, в твою браваду, что тебе наплевать на Дами, я не поверил ни разу. Теперь и я знаю, кто твои родители, а они, так сложилось, на нашей территории. И прежде, чем ты успеешь предпринять что-то серьёзное, я успею нанести удар. Тебе этого хочется?

— Как ловко ты чешешь языком… я ни слова не сказал о том, что собираюсь кому-то причинять зло.

— В отличие от тебя, меня не затрудняет озвучивать свои мысли.

— Ладно уж прикидываться простачком, Бан. Чего ты сам добиваешься? Вы устроили осенью такое побоище в Нью-Йорке, что о нем даже здесь говорили. И ты притворяешься миролюбивым?

— Они первыми начали… — состроив обиженную мордочку, сообщил адвокат.

— Я и этому должен поверить? Ты столько лет сотрудничал с Тэяном, что я о тебе тоже кое-что знаю. Ты та ещё сволочь, Ёнгук. Ты убиваешь, продаёшься, работаешь на того, кого выберет твоё чувство выгоды… в какой из всех моментов своей биографии ты стал золотым? Когда участвовал в изнасилованиях? Или когда под лицемерной дружбой сдавал криминальных авторитетов органам? Или когда сдавал неугодных чиновников и полицейских бандитам? Или когда пытал и убивал, чтобы добыть нужные сведения? Среди этого всего ты нашёл себя, как пацифиста?