Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

– Ну? – грубо спросила я.

Графтон улыбнулся:

– А вы по натуре боец, правда? Я вами восхищаюсь.

– Донельзя польщена. Сядьте и выкладывайте наконец, что здесь происходит.

Графтон спустился с помоста, пересек комнату и сел в кресло, стоявшее возле стены. Он снял свой аккуратный костюм бизнесмена и переоделся в темные брюки и оливково-зеленую рубашку с высоким воротником в русском стиле, в которой его лицо казалось болезненно-желтоватым. Он не делал ни малейшей попытки скрыть полноту. На вид он был очень силен, с могучим, как у быка, толстым загривком. Моя грубость не произвела на него ни малейшего впечатления. Манеры его оставались безупречно вежливыми и даже приятными. Он перенес кресло поближе и уселся напротив меня.

– Сигарету?

– Нет, спасибо.

– Это поможет успокоить нервы.

– А кто сказал, что я нуждаюсь в успокоительных средствах?

– Тише, тише, мисс Мэнсел, мне казалось, что вы реалистка.

– Надеюсь, это так. Хорошо, давайте. Черт, руки трясутся. Помогите, пожалуйста.

– Не стоит. – Он дал мне закурить и взмахом руки погасил спичку. – Прошу прощения за то, на что пришлось пойти. Примите мои заверения в том, что я не желал вам ничего плохого. Просто пришлось вернуть вас сюда для одного важного разговора.

– Пришлось вернуть? – Я взглянула на него широко распахнутыми глазами. – Да перестаньте же нести чушь, доктор Графтон! Спокойно могли бы поговорить со мной в машине. Или, раз вы все равно собирались покончить с маскарадом, могли бы поговорить до того, как я уехала из Дар-Ибрагима. – Я откинулась на спинку кресла и затянулась сигаретой. Этот жест помог мне набраться уверенности, и я почувствовала, что нервы начали успокаиваться. – Должна сказать, тот карнавальный костюмчик, что был на вас позапрошлой ночью, понравился мне куда больше. Теперь я понимаю, почему вы принимаете гостей только по ночам. И вы, и этот зал смотритесь в темноте гораздо лучше.

Что касается зала, это была чистая правда. То, что в темноте при тусклом свете керосинки могло сойти за романтический упадок, при дневном свете превратилось в обыкновенную грязь и запущенность. Занавески над кроватью болтались несвежими лохмотьями, на столе возле меня громоздилась груда немытых чашек, тарелок и стояло блюдце, полное сигаретных окурков.

– Ладно, – процедила я сквозь зубы, по-прежнему стараясь держаться агрессивно, – выкладывайте. Начнем с самого начала. Что случилось с тетушкой Гарриет?

Доктор Графтон ответил мне честным взглядом и развел руками в извиняющемся жесте.

– Не сомневайтесь, мне самому не терпится поскорее поведать вам все. Признаю, у вас есть все основания не верить мне и гневаться, но, поверьте, все это делается исключительно в ваших интересах. Я сейчас все объясню. Что касается вашей двоюродной бабушки, вам не о чем беспокоиться, совершенно не о чем. Она скончалась с миром. Вам известно, что я был ее врачом. И я, и Джон не отходили от нее до самого конца.

– Когда она умерла?

– Две недели назад.

– От чего?

– Мисс Мэнсел, ей перевалило за восемьдесят.

– Так-то оно так, но у смерти должна быть причина. От чего она умерла? Сердце? Астма? Или просто от небрежения?

Я заметила, что Графтон слегка поджал губы, но ответил он с той же показной искренностью:

– Никакой астмы не было, мисс Мэнсел. Самым трудным для меня было изменить голос. Когда Джон рассказал, что вы настойчиво добиваетесь встречи с тетушкой, и мы поняли, что вас не так-то легко будет надуть, мы состряпали легенду, которая позволяла мне говорить шепотом. И вы, должно быть, давно уже поняли, что образ забывчивой чудаковатой старухи, который я создал, был очень далек от истины. Ваша тетушка до самой последней минуты пребывала в здравом уме и трезвой памяти.

– Так какова же причина смерти?

– В первую очередь сердце. Прошлой осенью у нее была небольшая коронарная недостаточность, и в конце февраля, уже после того, как я переселился в Дар-Ибрагим, случился еще один приступ. Потом, как вам, должно быть, известно, начались проблемы с пищеварением. Впоследствии ее состояние усугубили периодическая тошнота и несварение желудка. Одно из таких желудочных обострений случилось три недели назад. Ей было очень плохо, и сердце не выдержало. Вот и вся история болезни. Я изложил ее как можно проще. Повторяю: ей перевалило за восемьдесят. Трудно ожидать, что она могла бы поправиться.

Некоторое время я ничего не говорила, только затягивалась сигаретой и пристально смотрела на Графтона. Потом отрывисто спросила: