Вячеслав Мусиенко - Три цвета белой собаки

Час назад я подъехал к клинике. Марина, как всегда, уже ждала у ворот, легко запрыгнула в машину, улыбнулась. Чмокнул ее в щеку — ее губы ловко увернулись от моих, и спустя мгновение стало ясно почему: по салону поплыл перегар, от запаха клубничной жвачки ставший еще очевиднее. Ничего не сказал — да и что тут скажешь? Захочет — сама расскажет, где это вчера так хорошо оторвалась. Искусный макияж не скрывал зеленовато-серую кожу лица и набухшие мешки под глазами. Марина отогнула зеркальце, посмотрела на себя, вертя головой влево-вправо, затем со вздохом вернула зеркало на место и достала из сумки солнцезащитные очки со словами: «Прошу тебя, поехали куда-нибудь за город».

Все это — клинику, Марину и зеркальце — я помнил так отчетливо, словно это действительно было час назад. А ведь прошло пять лет. Вдруг я сообразил: а ведь так и есть. Я нахожусь в том же времени, что и тогда. И я не вспоминаю, а живу — живу в той ситуации, в тех обстоятельствах. И сейчас я действительно сижу на террасе ресторана, и пяти лет как не бывало, и через минуту из дамской комнаты появится Марина. А что, если она будет не такой, как тогда? Старше на пять лет или какой-то другой? И что будет, если я признаюсь, что я из будущего? Да и вообще, вдруг она увидит, что я — это не совсем я? То есть это не тот я, что тогда? А, может, я сейчас моложе на пять лет? Посмотрел, что на мне надето — вот и куртка кожаная на мне из того времени, я ее уже не ношу, и джинсы, и кроссовки, которые я давно уже выбросил. Джинсы навели на мысль о пятнице. Точно, была же пятница — тогда, а сейчас? Не спрашивать же, как в фантастическом кино, у официанта, какой сейчас день и год! Полез в карман — телефонов нет, спасибо, хоть бумажник на месте. Открыл — деньги и кредитки есть.

Мысли трепыхались в голове, как птицы в силках, царапали мою бедную голову изнутри острыми коготками, раздирали мозг, мешали думать. Меньше думай, Марк, приказал сам себе. Будь что будет. Жаль, зеркальца у меня с собой нет. Я схватил со стола хромированную пепельницу и стал изучать свое отражение. Вроде не помолодел. Вот и морщины на лбу, и горький залом у рта — что Марина скажет? Я похолодел.

— Что вы делаете? — Марина незаметно появилась у столика и с любопытством смотрела на меня. Я быстро поставил пепельницу на стол и пробормотал:

— Да вот, в глаз что-то попало, смотрел.

— Давайте гляну. — Я в ужасе замотал головой, но Марина уже подошла, наклонилась, взяла мою голову в руки и стала внимательно изучать глаз. Я заерзал. Вот сейчас она воскликнет что-то вроде «Что с вами случилось, Марк?! Вы постарели!» и убежит. Но Марина, кажется, ничего не замечала. Дышала на меня своей фруктовой жвачкой и оттягивала веко вверх-вниз. Отстранилась, села на стул, сказала, борясь с зевком:

— Все в порядке, там ничего нет. Может, надуло просто. Если будет болеть, купите капли, я скажу какие.

Я приободрился. Марина ничего не замечала! Она выглядела в точности как тогда — тот же элегантный двубортный тренч песочного цвета, те же лакированные сапоги «под крокодила», которые с тренчем совершенно не вязались, но непостижимым образом все это вместе смотрелось стильно.

Сейчас она закурит и скажет что-то про туман.

Марина подозвала официанта, попросила принести сигареты Slim и плед. Насчет пледа — это что-то новенькое. В прошлый раз пледа не было. Или она не просила?

— Вы замерзли? — Мне было странно говорить ей «вы», однако во времени, куда я попал, мы были еще на «вы».

— Зябко. То ли телу, то ли сердцу, не пойму. Туман надвигается, — неопределенно ответила Марина. Фразу про тело и сердце я не помнил — или пять лет назад Марина ее не произносила? Так, надо перестать сравнивать прошлый раз с нынешним, так недолго и умом тронуться.

— Сегодня же пятница? — вырвалось у меня.

— Ну да, — рассеянно откликнулась Марина. — Пятница-развратница…

Туман и вправду быстро приближался, смешивался с дымом от костра, оседал влажной взвесью на капоте машины, на стульях, на щеках.

Пришел официант с сигаретами, поднес огонь, и я увидел, что тонкие пальцы Марины дрожат. Пять лет назад меня это удивило. Я нынешний знал, почему она нервничает. И сказал то, чего тогда не говорил:

— Марин, у те… у вас такой лак красивый. Белый перламутр мало кто сегодня выбирает. Вам идет.

— А… — Марина сделала жест, который после этих слов сделала бы каждая женщина: вытянула руку и полюбовалась аккуратными жемчужными ноготками. Они были коротко подстрижены — докторские, и белый перламутр очень хорошо смотрелся. Не старомодно и не дешево, как если бы ногти были длинными.