Вячеслав Мусиенко - Три цвета белой собаки

Только начал раздеваться, как в темном проеме двери появилось какое-то видение. Удивительная игра дневного света, больничного освещения и темного коридора привела к впечатляющему эффекту — живой картине. Обрамленная светлым деревом дверных наличников, подсвеченная как софитами, в лучах солнца стояла женщина в белом. Она показалась мне сказочной красавицей, сошедшей с полотен Васнецова: высокая (метр восемьдесят, как выяснилось позже) блондинка со стрижкой каре и нереально плавными движениями — как в замедленной съемке.

Женщины в кабинете хором воскликнули:

— А, Мариночка! Входите, сейчас УЗИ делать будем, глянете тоже.

Незнакомка выступила из картины, то есть из двери, и улыбнулась мне. Васнецовская красавица оказалась кардиологом со звучной фамилией Градская — так ее отрекомендовала моя врач.

— Марк Гладкохатый, — представился я. — Вот на УЗИ пришел.

После этого комичного объяснения (как будто было неясно, зачем я здесь) я окончательно стушевался и принялся расстегивать пуговки сорочки, которые никак не желали поддаваться. Марина присела на стул и стала читать мою медкарту. Почему-то мне стало ужасно неудобно. Я втянул живот, чтобы не были видны дряблые складочки, подошел к кушетке и, стараясь не дрожать от холода и тревоги, улегся.

— Не волнуйтесь, — погладила мое плечо врач-узист. — Лежите спокойно и думайте о приятном.

Мою грудь намазали прохладным гелем. Зубы застучали, я крепко стиснул челюсти. Что-то щелкнуло, загудело, врач стала водить по груди датчиком. Я повернул голову — и увидел на мониторе свое сердце! Оно билось, я не мог оторвать взгляда от этого космического зрелища, пораженный и встревоженный одновременно. Узист стала диктовать кардиологу какие-то цифры.

— Ну, что там? — не выдержал я.

— Все у вас в порядке, не нервничайте так, вон пульс как частит, — ответила узист.

Я немного расслабился и стал рассматривать ноги Марины. Ноги были стройные, длинные. Достойные ноги врача — уверенные такие ноги, красивые настолько, чтобы даже отвлечь внимание мужчины от собственного сердца на мониторе.

— Не ерзайте, пожалуйста, — попросила узист.

Я замер. Подумал: какая беспомощная и нелепая поза для мужчины! Разве может женщина обратить внимание на самца противоположного пола, если он, весь в пупырышках от холода, валяется на кушетке, а его горячее сердце, жаждущее любви, обнажено и выставлено на всеобщее обозрение? Я улыбнулся своему пафосу насчет горячего сердца, жаждущего любви. Настроение улучшалось, я уже был готов шутить и отвешивать комплименты, как тут врач будничным тоном произнесла:

— Левый клапан подтекает.

Сердце остановилось, и я в панике посмотрел на монитор: нет, вроде там оно бьется. В груди остановилось, а на экране колотится как ни в чем не бывало!

— Что такое? — Врач увидела, что я занервничал.

— Подтекает? Клапан? И чем это грозит? — От волнения появилась одышка.

Не успела узист ответить, как Марина поднялась со стула, неспешно подошла к кушетке и чуть ли не ласковым тоном мягко сказала:

— Ничего страшного, не думайте об этом.

Ее тон показался мне очень подозрительным. Неужели все так плохо, что посторонний врач меня успокаивает, да еще так сердобольно? Я подскочил и сел на кушетке, рассердив узиста.

— Ну что за беспокойный пациент! — с досадой воскликнула врач.

— Вы, конечно, простите, но мне тревожно. Что значит — клапан подтекает? И что теперь делать? — спросил я.

— Забыть, — с удивительной для доктора беспечностью ответила Марина. Я в изумлении уставился в ее смеющиеся глаза, затем перевел взгляд на своего кардиолога. Она кивнула:

— Согласна с коллегой. Это распространенная особенность, у вас такая слабая степень выраженности, что нет никаких оснований волноваться. Можете раз в полгода делать УЗИ — для успокоения.

Я обвел взглядом всю троицу в белых халатах и, понимая, насколько позорно выгляжу, покорно улегся обратно.

На УЗИ я стал ходить чуть ли не каждую неделю. Нет, я не превратился окончательно в ипохондрика — я хотел видеть Марину, и часто мне это удавалось. Она заходила в кабинет, смотрела на монитор, все тем же ласковым тоном успокаивала меня — а я уже разыгрывал роль пациента-невротика вовсю, веселил врачей, шутил, словом, развлекал эту царевну с картин Васнецова как мог. У нее было хорошее чувство юмора, она хохотала над моими шутками, отпускала остроумные замечания.

Однажды мы столкнулись под кабинетом кардиолога, в коридоре никого не было, и я решился: