Константин Веснин - Приют горного странника

Леопольд Фомич усмехнулся, покачал головой:

— Так делайте выводы, раз вы позиционируете себя этаким профессионалом, — в его голосе звучала издевка. Но Глеб не среагировал на нее, он опять внимательно всматривался в Леопольда Фомича, как бы пытаясь читать его мысли. Так он задумчиво просидел несколько минут. Леопольд Фомич не нарушал возникшую паузу: сцепив пальцы рук и опустив голову, он неподвижно застыл перед Глебом.

— У меня только один вывод — вы хотели представить все как инсценировку, совершенную самим Дормидонтом Ниловичем, с целью еще более скомпрометировать старика.

Леопольд Фомич промолчал. Глеб продолжил:

— Мне сразу стало ясно, что разрывы на плаще — это дело рук человеческих, а не медвежьих лап. Если бы медведь хватил по плащу, то вырвал бы целый клок ткани, да еще скорее всего прихватил бы одежду под плащом… Но… клочки шерсти на поляне, признаюсь, поставили меня в тупик. Я был озадачен, неужели там действительно хозяйничал медведь? Но потом до меня дошло: раз вы подробно рассказывали мне о повадках медведя, показывали его задиры, значит, медведи тут бывают, и у вас была возможность добыть эту шерсть.

— Они любят тереться о стволы деревьев, спинку-то почесать некому, — Леопольд Фомич с горькой усмешкой взглянул на Глеба.

— Хорошо. Я вижу, что вы мне рассказали правду. Возвращайте альбом, а я постараюсь устроить все так, чтобы ваша тайна осталось тайной. И последнее… Дормидонт Нилович должен навсегда покинуть этот мир, надеюсь, вы меня правильно поняли?

— Все, все, я вас понял! — Леопольд Фомич не дал Глебу закончить фразу. — Обещаю вам, я сейчас же… с помощью Дормидонта Ниловича… верну альбом Павлу Ивановичу, и комар носа не подточит. Только я вас прошу не раскрывать моей… вернее — нашей с Елизаветой Капитоновной тайны.

Глеб колебался, не зная как поступить, но пересилило желание высказать восхищение перед актерским талантом человека, заставившего даже его некоторое время верить в реальность происходящего.

Он подошел к Леопольду Фомичу:

— Позвольте пожать вашу руку.

…Глеб закончил свой рассказ. Люся выслушала его, замерев в кресле. Рядом, на столике, стояла чашечка остывшего кофе.

— Да уж, ничего подобного я себе даже представить не могла… — она покачала головой.

— Вот так проходят медовые месяцы с полицейскими.

— Расскажи мне, как ты пришел к разгадке этого преступления?

— Помнишь, мне не давала покоя одна мысль: первоначальному появлению Дормидонта Ниловича сопутствовало нечто необычное, что я отметил подсознательно, но не мог осмыслить. И это необычное все время подталкивало меня выяснить свою суть. Позже, когда мы беседовали с Клавдией, это необычное получило некоторую подпитку: Клавдия обмолвилась, что в утро кражи занималась покраской магазина. Она видела, как выходили из ворот гостевого дома сперва Павел Иванович, затем — Дормидонт Нилович, а после — Инесса Львовна, и, между прочим, сказала, что лай Буяна сопровождал выход только художника и Инессы Львовны. И тут меня озарило: ну, конечно, я сидел в холле, когда Дормидонт Нилович прибыл в гостевой дом, и я также не слышал лая Буяна при его появлении.

— Ну, он мог специально прикормить собаку, еще в свой первый приход три недели назад…

— А какой был в этом смысл?

— Ну, допустим, он любитель собак, и не может пройти мимо, не покормив их.

— Хорошо. Соглашусь. Следующий момент. За все время нашего пребывания в гостевом доме я ни разу не видел, чтобы Леопольд Фомич и Дормидонт Нилович появились на людях вместе.

— Подожди, ты мне сам говорил, что слышал их разговор, когда ждал меня в холле?

Глеб улыбнулся:

— Все это было красивой актерской постановкой, специально рассчитанной на мое присутствие в качестве зрителя. Я видел, как Леопольд Фомич подошел к двери номера Дормидонта Ниловича, постучал и вошел. Сквозь неплотно закрытую дверь слышал диалог Леопольда Фомича и Дормидонта Ниловича, но только — диалог. С моего места, на диване холла, не просматривался номер деда, и видеть их вместе я не мог.

— Так это была актерская игра… — подвела итог Люся.

— Да, игра одного актера, но игра на очень высоком уровне. А вспомни его цитирование классиков. Сначала я подумал, что Леопольд Фомич просто увлечен литературой. Подтверждением этого было наличие в их номере большой подборки книг, посвященной драматургии, начиная с античных мастеров и заканчивая такими мэтрами, как Шекспир, Расин. Я обратил внимание, что книги были в таком состоянии, как если бы ими постоянно пользовались: страницы истрепаны, везде карандашные пометки с мнением читателя по поводу определенных сценок и монологов героев.