Константин Веснин - Приют горного странника

Кофе немного остыло, и Глеб пил его маленькими глотками.

— Я пока ничего не понимаю, но… продолжай, — Люся добавила себе в кофе кипятка.

— Когда мы вернулись с сегодняшней прогулки, ты сразу прошла в номер, а я задержался и, незаметно для окружающих, намекнул одному из присутствующих в холле о необходимости важного и срочного разговора. И вот, после обеда, когда ты, уставшая после восхитительной высокогорной прогулки, пребывала в царстве Морфея, я тихонько покинул наш номер…

…Глеб подошел к двери администраторского номера и постучал.

— Заходите, — послышался голос Леопольда Фомича, и Глеб, повернув ручку двери, оказался в уже знакомой ему комнате. — Проходите, проходите.

Глеб разместился на диване, закинув ногу на ногу.

— Чай, кофе или, может быть, коньячок… хороший, армянский… по рюмочке? — предложил Леопольд Фомич.

— Нет, спасибо.

— А я, с вашего позволения, воздам должное небольшой рюмашке. Из-за этой кражи на душе все время неспокойно.

Глеб подождал, пока Леопольд Фомич воздаст должное армянскому напитку. Он заранее подготовился к разговору, поэтому, когда хозяин вопросительно посмотрел на него, он сказал:

— Леопольд Фомич, я пришел сюда, чтобы протянуть теперь вам руку помощи…

— Мне?! — брови Леопольда Фомича от удивления поползли вверх. — Руку помощи?! Простите, не понимаю…

— Ситуация очень серьезная, поэтому я здесь. Видите ли, в чем дело… Знакомый вам Павел Иванович утром, в день пропажи альбома, надел на левую руку часы с необычным, большим циферблатом, у которого — гладкая, из твердого стекла, поверхность. После завтрака Павел Иванович беседовал с Дормидонтом Ниловичем, во время которой, этот достопочтенный старец имел неосторожность приложиться своей правой рукой к часам…

Глеб замолчал, внимательно наблюдая за реакцией Леопольда Фомича. Тот поставил рюмку на стол. В его взгляде Глеб заметил настороженность и даже тревогу, тогда он продолжил, неотрывно смотря в глаза своему собеседнику:

— Я попросил Павла Ивановича временно отдать эти часы мне. Я намереваюсь передать их полиции для снятия и сравнения отпечатков ладони Дормидонта Ниловича с отпечатками всех присутствующих, повторяю — всех присутствующих в гостевом доме людей… Вот собственно и все, что я хотел вам сообщить.

Глеб замолчал и перевел взгляд на окно. Он не хотел видеть побледневшее лицо Леопольда Фомича, его вдруг задрожавшие руки.

…Артист, сейчас ты играешь свою реальную, жизненную роль, и как разительно она отличается от всех прежних твоих постановок.

— Постойте, — Леопольд Фомич нарушил гнетущую паузу. Он достал платок и вытер испарину, проступившую на лбу. Глеб отметил про себя знакомое движение руки, так часто наблюдаемое у Дормидонта Ниловича. — Постойте… я вам сейчас все объясню.

— За этим я и здесь.

Глебу было грустно наблюдать страх и панику в глазах у человека, который еще день назад первым подал ему руку помощи и помог выбраться из оврага.

— Во-первых, успокойтесь. Я вам протягиваю руку помощи: если вы беретесь каким-либо способом вернуть альбом законному владельцу, то я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы о вашей роли в краже никто не узнал. В противном случае… придется использовать часы художника как улику…

— Все расскажу! — вскрикнул Леопольд Фомич и закрыл ладонями лицо, потом резко поднялся. Глеб терпеливо выжидал, очень хорошо понимая состояние своего собеседника: куда делись уверенность и самолюбование, слегка прищуренный взгляд свысока… Побледневший, с испариной на лбу и дрожащими руками, он метался по комнате, бросая на Глеба затравленные, полные отчаяния, взгляды.

— Я еще выпью, не могу успокоиться, — он схватил бутылку, дрожащими руками наполнил рюмку. Залпом выпил и резко выдохнул. Постоял посреди комнаты, покачал головой.

— Вам же все надо знать, все вытащить наружу! — теперь он говорил с отчаянием и злостью, тяжело дыша и бросая на Глеба гневные взгляды. — А вот вы, страж правосудия, вы! — его голос перешел на крик, — как бы вы поступили на моем месте?! Легко сидеть, развалившись в кресле, и спрашивать: зачем, почему, мотив?! Для вас все — винтики, фамилии, номера в деле! А я — человек! Понимаете, вы?! — лицо Леопольда Фомича раскраснелось, он говорил задыхаясь. — Вы!

Он подошел к креслу, обессилено повалился и, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Прошло пять минут, потом десять, его дыхание успокоилось, затихло. Глеб даже подумал, не обморок ли у него? Но Леопольд Фомич приоткрыл глаза, слезы покатились по щекам: