* * *
До гостиницы молчали. В вестибюле Смирнов предложил:
– Пойдем к Олегу заглянем.
В номере Олега не было, но из третьего люкса, где разместились звуковики, доносилась песня, исполняемая Тороповым. Новая песня: про чудесную поляну, про веревочки, чтобы осчастливленные пребыванием на этой поляне далеко не уходили, про мудрого козла, который трахал подряд всех привязанных, чтобы убить в них низменные инстинкты и уберечь от постороннего дурного влияния.
Но не было Олега Торопова у звуковиков. Звукооператор, инженер звукозаписи и микрофонщик, пригорюнясь, слушали магнитофон. Под водочку, конечно.
– Когда Олег записал эту песню? – строго спросил у звукооператора Казарян.
– Два часа тому назад. Пришел, говорит: «Давай запишем горяченькую, только что слудил». Мы, конечно, тут же ее начисто и записали. Три дубля. Сейчас все думаем, который лучше. Замечательная песня, правда?
– Правда, – мрачно согласился Казарян. – Пришел он к вам пьяный, трезвый?
– Почти трезвый. Сочинял ведь, – ответил звукооператор и признался: – А как записали, естественно, по стакану приняли.
– Естественно! – разозлился Смирнов. – Стакан водки – естественно!
– И для вас естественно, – спокойно заметил звукооператор.
– Для меня – да! – заорал Смирнов. – А для него – нет! Он – запойный в запое. Понимаешь ты это, слухач? Где он сейчас?
– Не знаю. Только-только мы приняли по стакану, как набежала эта блондинистая комсомольская блядь Вероника. И сразу: поминки у Эдиты Робертовны, видите ли, справляли не по-нашему, мы новые организовали, пойдемте, мол, с нами. Нас для проформы позвала, мы отказались, а Олега все-таки уволокла. С гитарой.
– Говнюки вы, братцы, – констатировал Казарян, и Смирнову: – Пошли, Саня.
В коридоре расстались ненадолго.
– Ты чистенький, а мне душ принять просто необходимо, – сообщил Смирнов. – Помоюсь и к тебе загляну.
– Водку жрать? – догадался Роман.
– А куда мы от нее, родимой, денемся?
Уже все было готово на столе, когда явился чистый, причесанный на геометрически четкий пробор молоденький на глаз подполковник Смирнов в свежей кумачовой – за «Спартак» «болел» – футболке. Увидев такое, Казарян тут же исполнил:
– В красной рубашоночке, фартовенький такой!
Смирнов оглядел стол, не садясь, и критически заметил:
– Вроде бы все ничего, а до Алькиного сервиса – не дотянуться.
– То Алька, – сказал Казарян.
– Алька, – эхом отозвался Смирнов и сел. – Давай-ка выпьем за него.
Казарян налил, чокнулись, и почти хором произнесли оба:
– Чтобы ему было хорошо.
Выпили, закусили вяло. Казарян вспомнил сегодняшние дела:
– Как ты теперь с этими разбираться будешь?
– Когда мой командир на фронте не знал, что делать, он приказывал весьма значительно и строго: «Действуйте по обстоятельствам». По обстоятельствам, Рома, по обстоятельствам. Теперь их ход. Я вроде бы, как шахматист, сделал зевок и жду: хапнут они эту фигуру или не хапнут.
– Арефьева? По-моему, уже хапнули.
– Хапнули и отложили? Ну, нет! Они еще вокруг него круги делать будут. Могут мне его под выстрел подставить, а то и выстрелить в меня из него.
– Конкретно – кто? – злобно поинтересовался Казарян.
– В куски разорвешь? У них несколько подходящих пареньков имеется. Но скорее всего задействуют на меня для меня неизвестного. И – хватит о делах, сдавай.
Выпили по солидной второй. Третью разлили по стаканам и расселись поудобнее: Казарян на диван, Смирнов – в кресло. Стаканы и малую рабочую закусь прихватили с собой. Смирнов поставил стакан на плоский подлокотник кресла, а на стакан малую тарелку с селедочным бутербродом, закинул руки за голову, откинулся на спинку и вдруг негромко запел:
Выстрел грянет.
Ворон кружит.
Мой дружок в бурьяне
Неживой лежит…
Только начал про дороги, как Казарян взвыл:
– Перестань!
– Это почему же? – заносчиво и обиженно спросил Смирнов. – Тебе тембр не нравится или я не в той тональности взял?
– Извини, Саня. Я опять вспомнил, как сегодня того уложил…
– Болван, – разозлился Смирнов. – Настроение поломал, песню испортил. Уложил и радуйся, что успел уложить. Не хватись мы вовремя, были бы сейчас, как два дуршлага, и над этой кухонной посудой рыдали бы родные и близкие.
– Юморок твой, Саня, так себе юморок, – отметил Казарян. – Слегка Бутыркой отдает. Но и успокаивает. Как там дальше?
И вдвоем, на два голоса, сумели развести, продолжили заветную:
Читать дальше