Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– У него в лагере пес был, большая и злая-злая овчарка. Он с ней всегда ходил. Иногда отпускал, чтобы нарушителей режима погрызла. Не до смерти. Смеялся очень, глядя, как она грызет. Из-за этой овчарки он вторую кличку получил – «Две собаки».

– Лучше, чем «Крыса», – отметил Смирнов. – А как его служба кончилась?

– Восемь… нет, девять лет тому назад, – поправилась она, – лагерь этот закрыли. Насовсем.

– Отец-то твой жив?

– Жив. Он в Омской области директором совхоза работает.

– Далековато. А ты что же здесь осталась?

– Замуж вышла за здешнего.

– За немца, конечно?

– Да. Разве такой брак не рекомендуется властями?

– Ой, не задавайся, Тилли! – шутейно пригрозил Смирнов.

– Вы воевали, Александр Иванович?

– Куда же денешься? Воевал.

– И немцев убивали?

– Убивал, – легко признался Смирнов. – И они меня убивали. Только не убили. Подумал, подумал я… Еще сотку сообрази, Тилли!

– Тилли… – улыбнулась, с ямочками на щеках, и повторила: – Тилли… Меня так только мама называла.

Она отошла к стойке и вернулась с полным стаканом.

– Я же сотку просил! – прорыдал по поводу неминуемого соблазна Смирнов.

– Сто, двести… Какая разница для такого мужчины? – успокоила его Матильда.

– В общем, для своих сорока пяти я и вправду еще ничего, – похвастался было Смирнов, но понял, что может показаться смешным, и мгновенно разыграл совершенно неожиданную концовку: – Я, как те московские старушки на скамейке у подъезда. Увидели третью, которая кое-как в магазин колдыбает, и одна другой: «Плоха Семеновна стала, совсем плоха». Ну, а другая ей оптимистически в ответ: «А мы с тобой, Петровна, еще ничего, еще ничего!» Я еще ничего, Тилли! Будь счастлива, русская немка!

Смирнов точным глотком споловинил. Матильда смотрела на него.

– Вроде и лет вам уже много, а живете, как мальчишка.

– Твоему Генриху сколько? – с аппетитом жуя корочку, поинтересовался Смирнов.

– Францу, – поправила она. – Тридцать четыре.

– Сильный, прилежный, хозяйственный, – рисовал портрет ее мужа Смирнов. – Дом – полная чаша. Кем он у тебя работает?

– Заведующий гаражом райкома.

– Что ж он тебя в буфет-то отпустил?

– Я сама захотела. Скучно с ним одним все время дома.

– А здесь весело.

– Нескучно-то наверняка! – Матильда опять показала ямочки на щеках.

– Не любишь ты Франца, – почему-то огорчился Смирнов и допил остатки.

– Привыкла, – не на тот вопрос ответив, Матильда вдруг поняла: – Вам бы поесть надо, Александр Иванович. Хотите яичницу с салом?

– Хочу! – Смирнов от словосочетания «яичница с салом» ощутил противоестественный у пьющего несколько дней подряд человека аппетит.

– Пять минут! – заверила она и скрылась за перегородкой.

Смирнов сидел и слушал треск разбиваемых яиц, шипенье сала на сковородке, вздохи и чихи поджариваемой яичницы… Потом пошел запах.

Дверь подергали, и нервный голос спросил через нее:

– Долго еще санитарный час продолжаться будет?

– Час, – начальнически уверенно ответил Смирнов. Привыкший ко всяческим запретам индивидуум за дверью затих.

Матильда принесла яичницу в сковороде. Замечательную яичницу принесла Матильда. Смирнов глянул на нее, яичницу, сверху и сообщил Матильде по секрету:

– Такую яичницу просто так есть недопустимо.

– Сколько? – спросила догадливая русская немка. – Сто пятьдесят?

– Это я сегодня уже за пол-литра вылезу, – про себя подсчитал Смирнов, но – слаб человек! – махнул рукой, распорядился: – Давай сто пятьдесят!

Матильда вновь присела напротив: с удовольствием смотрела, как он выпивал и ел. Спросила после первого приема:

– Надолго к нам?

– Хотел на две недели. Приятель, мерзавец, зазвал, – Смирнов передразнил Казаряна: – Рыбку половишь, без Лидкиного пригляда водки попьешь…

– Роман Суренович! Похоже! – и опять ямочки на щеках. – Вы – хороший милиционер, Александр Иванович?

Не ответил на вопрос Смирнов. Он сам спросил:

– Кого мне здесь бояться, Тилли?

– Бояться, наверное, некого. А остерегайтесь – всех. Все они одной веревочкой повязаны.

– Начальнички?

– Кто власть имеет.

– У начальников и власть.

– Не только.

Смирнов быстро глянул на Матильду, ничего не увидел на ее лице и прикончил яичницу. Поднялся, поблагодарил.

– Спасибо тебе, красавица моя, – пошарил по карманам, достал десятку. – Хватит?

– Еще рубль сорок сдачи, – улыбнулась Матильда и направилась к стойке. Пока она отсчитывала мелочь, он поинтересовался: