Ирина Зарубина - Частный сыск

— В каком смысле — облапошить?

— В прямом, Клюева. От вышеперечисленных граждан поступили жалобы. В письменном виде. Вот они, все туточки у меня, в папочке, — Глыбов хлопнул ладонью по столешнице.

— Можно взглянуть?

— Не-а! — мерзко хихикнул начальник отделения. — Нельзя! Я тебе своими словами расскажу. В общем, все бы ничего, но, собрав с клиентов по тысяче американских долларов, Леонид Вадимов — знаешь такого? — действительно обеспечил каждого из них особями женского пола. Как позже выяснилось, все эти особи оказались заражены венерическими болезнями.

Наташа молчала, опустив голову и закусив нижнюю губу.

— А теперь о самом главном, — продолжал Глыбов. — Девчонки эти были несовершеннолетними. Максимум шестнадцать лет. Понимаешь, к чему я? Правильно, совершение развратных действий по отношению к несовершеннолетним.

— Так это иностранцев надо судить. Или тех, кто девчонок этих заразил.

— Разберемся, не умничай, — набычился Глыбов. — Трое из тех четырех девчонок уже дали письменные показания, в которых утверждается, что Леонид Вадимов принуждал их к половому сношению с гражданами иностранных государств…

— Вранье! — Из Наташиной груди вырвался почти крик.

— Суд разберется, — иезуитски улыбнулся Глыбов. — И разумеется, накажет виновных.

— Я могу забрать Леню домой?

— Ты в своем уме, Клюева? Я же дело открыл!

— Как — открыли? — Наташу будто паралич разбил.

— А вот так, взял и открыл. Забыла, как это делается?

— Но на каком основании? — взвыла Наташа. — Тоже мне, бандита нашли! Весь город утопает в крови, троллейбусы взрываются, а вы!.. Вы!..

— Опомнилась… «Вы! Вы!» Да я тысячу раз тебя предупреждал: когда-нибудь твой братец плохо кончит. Вот и дождалась… П…..Ц котенку… — И с наигранной сухостью Глыбов произнес: — Не имею права вас задерживать, гражданка Клюева. Вы свободны.

— Я могу хотя бы его увидеть?

— Нет. Категорически.

— Что ж… Зайдем с другой стороны… — Наташа медленно закинула ногу на ногу.

Факты, выплеснутые на нее Глыбовым, повергли ее в состояние шока. Но она заставила себя успокоиться, протрезветь. Ей была нужна холодная голова. Жаль, не было времени, чтобы переварить всю эту чушь.

Внутренне она уже приготовилась к долгому, мучительному разговору. Быть может, ей даже придется унижаться.

Но с другой стороны зайти не удалось. На все ее доводы и юридические придирки Глыбов отвечал лишь снисходительной улыбочкой и ничего не значащими фразочками типа «следствие установит» и «историю нельзя повернуть вспять». Всем своим видом он показывал, что эта бессмысленная беседа его утомляет; он каждые десять секунд смотрел на часы, мол, времени у него в обрез, дел по горло, с преступностью бороться надо.

И смех и грех. Насколько уверенно Наташа ощущала себя в зале суда, настолько беспомощной она казалась себе в кабинете Глыбова. Не помогли и слезы.

Слезы жалобные, постыдные. Тот оставался непреклонен и даже получал садистское удовольствие, сознавая свою значимость.

Клавдия Васильевна Дежкина подняла трубку сразу, будто нетерпеливо ждала этого звонка. Слава Богу, дома… Наташа быстренько обрисовала ей создавшуюся ситуацию.

— Глыбов? Я его знаю.

— Клавдия Васильевна, я вас…

— Ты откуда сейчас?

— Из отделения как раз.

— Выезжаю. — И в сторону, мужу: — Федька, беги заводи машину.

Они познакомились несколько лет назад, вместе работали в одной прокуратуре. Нельзя сказать, что следователь по особо важным делам Дежкина и прокурор Клюева стали подругами не разлей вода, но отношения их были теплыми и доверительными. Встречались они редко, по большей части их пути пересекались волей случая, а вот перезванивались чуть ли не каждую неделю и подолгу болтали о своем, о бабьем.

О чем «болтали» Дежкина и Глыбов, навсегда останется для Наташи тайной, но результат «болтовни» был налицо — через час Клавдия Васильевна вышла на крылечко отделения милиции. Вышла вместе с Ленькой.

Все это время Наташа прождала в машине.

— Гляди-ка, вызволила твоего поганца, — сказал сидевший за рулем Федор, и во взгляде его проскользнула гордость.

— Спасибо вам… — тихо проговорила Наташа.

— А мне-то за что?

— Ну как же… Оторвались от дел, мчались как угорелые…

— Да бросьте вы, — засмущался Дежкин. — Бросьте…

Ленька был подавлен, и глаза у него были на мокром месте. Это от нервов. Почувствовал, что пятки начало припекать. Обычно сестра высвобождала его в течение получаса, а тут пришлось весь день в камере проваландаться. Значит, что-то не так, тюрьмой запахло.