Ирина Зарубина - Частный сыск

— Подписку о невыезде, — сообщила Дежкина Наташе. — Сиди-сиди, мы вас подбросим.

Ленька юркнул на заднее сиденье и виновато посмотрел на старшую сестру, но та быстро отвела взгляд. Не хотелось ей с ним говорить. А вот по морде треснуть хотелось. Уж дома-то она душу отведет…

— Глыбов действительно дело завел. Он подполковничью звездочку ждет, сама понимаешь… — сказала Дежкина, когда они выехали на магистраль. — Мужик-то он неплохой, но… Уломать не удалось.

— Да что вы, огромное спасибо, — поблагодарила ее Наташа. — Уж дальше я как-нибудь сама разберусь. А может, и не буду.

— Что, надоел тебе братец? — подал голос Федор.

— По нему давно сто первый километр плачет. Ничего, лет через пяток вернется другим человеком. — И Наташа добавила: — С дыркой в жопе…!

Федор загоготал по-мужицки, ему такой юмор нравился. Клавдия Васильевна чуть заметно улыбнулась.

Ленька шмыгнул носом. Конечно же сестра шутила. Грубо, но шутила.

— Я больше не буду… — пробормотал он еле слышно, однако его реплика осталась без комментариев.

— Куда дальше? — спросил Дежкин.

— В конце улицы. Видите светофор? Мы у него выйдем, во двор заезжать не надо.

— А меня на троллейбусы бросили, — объявила Дежкина.

— Да вы что! На те самые?

— Ага, нас шестеро в бригаде, каждый со своим мнением. Меньшиков рвет и мечет.

— Еще бы… Поздравляю!..

— Не с чем пока поздравлять. — Клавдия Васильевна устало полузакрыла глаза.

— Совсем туго?

— Совсем… Если через неделю не раскроем, то не раскроем никогда.

— А версии?

— Версий множество, но меня интуиция редко когда подводит… А она, милая, подсказывает — глухой «висяк»…

Федор со знанием дела кивнул, будто его тоже зачислили в бригаду следователей.

— Да че тут думать? — вдруг запальчиво воскликнул Ленька. — Ежу понятно, что это чеченский след!

— Молчи! — Наташу наконец прорвало. Она начала хлестать парня по лицу, по ушам, по шее… — Лучше молчи! Ни слова! Молчи!

Леня отпрянул, взглянул на нее как-то ненавидяще, после чего, резко отвернувшись к окну и потирая покрасневшуюся щеку, буркнул сквозь зубы:

— Дура…

Вот она, святая благодарность.

В зал вылета аэропорта вдруг начали один за другим вбегать парни.

Все как на подбор под два метра ростом, в бронежилетах поверх черных комбинезонов, в черных шерстяных масках, скрывающих лица, с короткоствольными десантными автоматами. Парни бесцеремонно проламывались сквозь толпу провожающих и отлетающих, опрокидывали тележки с багажом и при всем при этом заученно, без капли злобы в голосе, произносили:

— Спокойно, граждане, спокойно!

— В сторонку, в сторонку, вот так!

— Все нормально, ничего не случилось! Все нормально!

Ничего себе, «все нормально» — на спинах парней выведено флюоресцентным составом: «ОМОН». Значит, что-то серьезное стряслось. Очень серьезное.

Тут же нашелся шутник (или просто нервный), который заорал во все горло:

— Бомба!.. Бомба!..

И его все услышали и приняли его слова за чистую правду. Если взрывают троллейбусы, то почему бы не поднять на воздух целый аэропорт?

С позиции террориста это выгодней. Жертв больше.

Началась суматоха, зал вылета пришел в броуновское движение, стремительно перераставшее в панику. Люди бросились к стеклянным дверям, ведшими на спасительную улицу. Но людей много, а дверей мало. Конечно же кто-то упал, через него переступали и перепрыгивали… Вот-вот образуется свалка…

А черные комбинезоны невозмутимо продвигались в глубь аэропорта. Два дежурных милиционера на свою беду привыкших к безделью и безответственности, по инерции кинулись им навстречу, чтобы выяснить, а что, собственно… Но не успели.

Одного из них вырубили сразу ударом приклада в челюсть, другой (скорей от страха, нежели из героизма) попытался было сопротивляться, но его повалил на пол, пару раз хлопнули носком армейского ботинка по ребрам, плюс ко всему придушили его же собственной портупеей.

А дальше все было как на учениях. Тут главное — не дать шанса противнику даже дернуться.

Всех попадавшихся на пути милиционеров молча и хладнокровно валили с ног, били для острастки, надевали наручники и волокли на улицу, где укладывали в рядок на грязном асфальте.

Начальник отделения майор Ярошенко находился в своем кабинете и вел селекторную связь, когда услышал доносившиеся из-за плотной двери звуки возни, глухих ударов и истошные выкрики:

— Лежать, сука!