Андрей Троицкий: Ревность

— «Джек Дениелс» и сигареты? — спросил хозяин магазина, узнав постоянного покупателя.

— Не надо. Ни виски, ни сигарет. Только салфетки и обычную воду в бутылке.

Радченко расплатился, вышел и остановился на пороге. Дверь фургона была распахнута, в кабине сидел один Девяткин. Ольга стояла у кромки тротуара на бордюрном камне. Она, не отрываясь, смотрела на другую сторону улицы. Несмотря на ранний час машин было много, они неслись по дороге, обгоняя друг друга, словно участвовали в гонках. На другой стороне стоял Джон. Он махал жене рукой и выбирал подходящий момент, чтобы броситься к ней, но поток машин оказался таким плотным, что проскочить было почти невозможно.

Джон выбежал на проезжую часть, загудела какая-то машина, скрипнули тормоза. Он успел бы проскочить, если бы не хромота. Пришлось вернуться на прежнее место. Радченко, наблюдая эту сцену, подумал, что сюрприз не получился. Джон не знал, на какой машине они приедут, не знал в какое время. Но, видимо, почувствовал сердцем, что за сюрприз его ждет — встреча с женой — и не смог остаться в гостиничном номере, выбежал на улицу и некоторое время стоял у гостиницы. А затем увидел фургон на противоположной стороне. Увидел Ольгу, а она его. Впрочем, черт знает, как все было на самом деле, но факт — Джон здесь. Вон он стоит на противоположной стороне улицы, отделенный от жены гудящим потоком машин. Радченко посмотрел внимательно на его радостное и счастливое лицо, — и в душе шевельнулась зависть.

Джон встал на бордюрный камень и стал отчаянно махать жене обеими руками. Дождик еще не кончился, машины двигались с включенными фарами, оставляя на асфальте полосы света. Лицо Джона от напряжения сделалось багровым, на шее вздулись жилы. Ольга тоже махала рукой, она больше не плакала и думала, кажется, только об одном: как перебежать на противоположную сторону, но в потоке автомобилей не виделось просвета.

Телефон зазвонил как всегда не вовремя. Радченко отошел в сторону, за фургон. Здесь шум улицы был немного приглушен.

— Привет, я сбросил на твой телефон еще несколько фотографий, — прокричал Эдик Волков. — Из то же постельной серии. Посмотри, если интересно. Это самое лучшее качество.

— Ты вот что… Я больше не хочу, чтобы ты и твои парни следили за моей женой. Оплати им все расходы. Все фотографии и видеозаписи уничтожь немедленно. Все уничтожь, до единого кадра, до последнего снимка. И на этом точка. Я вернусь со дня на день и поговорю с Галей. Мы все обсудим и… Если надо будет расстаться, мы расстанемся. Но это должны решить мы с ней. Честно поговорить и принять какое-то решение. Понимаешь?

— Ну, ты даешь, — выдохнул Эдик. — Ты меня просто в самое сердце поразил. Убил меня. Проведена такая работа, задействованы люди, истрачено время, куча денег. Твоих денег. Мы выиграли в этой борьбе. Получили неоспоримые доказательства супружеской измены. Теперь суд отдаст тебе ребенка. Ты выиграешь дело… И вдруг ты отказываешься от победы?

— Сделай так, как я сказал, — голос Радченко сделался твердым. — Я так решил — и все. И больше никакой слежки за Галей. Никаких фотографий и прослушки телефонных разговоров. Понял меня?

Он положил трубку в карман, вышел из-за фургона. Девяткин бродил по кромке тротуара, курил и смотрел себе под ноги. Он выглядел немного смущенным. Посредине дороги, на разделительной полосе, стояла Ольга и Джон. Радченко остановился, стал смотреть на супругов. Джон обнял Ольгу, опустил голову и впился губами в ее губы. Ольга прижалась к нему всем телом и так застыла, не обращая внимания на происходящее вокруг, позабыв обо всем на свете. Моросил мелкий дождь, машины по-прежнему неслись мимо, на востоке разгоралась заря нового дня.