Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Когда залив приблизился, Аско на мгновение показалось, что он сидит на краю очистившейся ото льда воды. Ему стало немного страшно, но тогда взгляд его привлекло темное пятно на противоположном берегу. Он присмотрелся, и пятно обрело черты человека, одетого в черное, который стоял на фоне вилл у края воды и смотрел на них в бинокль. На незнакомце были большая шляпа и доходящее до самых колен облачение, напоминающее халат.

Этого не могло быть. Аско вцепился в скамью, закрыл глаза и помотал головой. Затем посмотрел снова, но больше не увидел пятна на другом берегу. Он немного испугался за свое здоровье. Видение было смешением событий последних дней: он сам наблюдал в бинокль за камерой в здании Гауптвахты, и они искали иудеев, облаченных именно в такие одеяния. Он решил, что слишком мало спал в последние ночи, а накануне выпил пару лишних бокалов вина. Аско повернулся к Даниэлю:

— Даниэль, я не верю, что в этой мерзлой земле спрятали что-то подобное «Короне Алеппо». В любом случае расследование прекращено.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

По дороге домой Даниэль думал о том, что Аско, вероятно, прав. Самое простое объяснение обычно и оказывается правильным. Что означала выгравированная на передней стенке сундука надпись «Три мудреца отдали путь Короны своим детям»? Она, разумеется, означала путь Торы, жизнь по ее законам. Если обратиться к сказанному профессором Мейером, то три мудреца — это и есть те, кто изучил Тору. По легенде, они спрятали представляющее исторический интерес сокровище. Однако, возможно, они боялись политических катаклизмов и просто укрыли самые ценные вещи, которые у них были, то есть серебряные сундуки. От представителей знати в то время звучали антисемитские высказывания, и угроза высылки витала над всей общиной. Возможно, на сундуки была переплавлена какая-то часть серебра, принадлежавшая жившим в Хельсинки евреям, — ведь стоимость благородного металла была тогда значительно выше, чем в наше время.

Добравшись до дома, Аско поужинал и хотел было прилечь на диван, но вспомнил, что тот завален бумагами и прочими вещами отца, которые он вчера вынул из коробки и пытался рассортировать. В одну кучу он сложил фотографии, в другую — адресованные отцу письма, поздравления с днем рождения и различные справки и свидетельства. В третью попали финансовые документы, а в четвертую — собственноручные заметки отца и несколько заготовленных текстов его выступлений. Самой старой реликвией оказался военный билет отца. Аско решил, что более ранние вещи и документы лежали в другой коробке, которую он еще не открывал.

Глаза слипались от усталости, поэтому Аско вытянулся на кровати и сразу уснул. Во сне он очутился посреди песчаной пустыни, и проходящий караван верблюдов забрал его с собой. Они ночевали у подножия песчаного бархана, и он видел над собой такое ясное небо, какого ему не доводилось наблюдать никогда раньше. Днем они двигались через пустыню, изрезанную длинными холмами, пока то тут, то там не начал встречаться низкорослый кустарник, и в конце концов прибыли в тесно застроенный город. Караванщики оставили своих верблюдов и повели Аско узкими переулками. В воздухе разливался запах тимьяна, мускатного ореха и множество каких-то других ароматов, названий которых он не знал. Они обошли площадь — в центре ее были сложены снопы с зерном — и направились к высокому дому, который, как догадался Аско, и являлся целью их путешествия.

Констебль пробудился от недолгого сна и хотел сварить кофе, но обнаружил, что кофе у него остался только самой слабой обжарки, хранившийся для особенно привередливых гостей. Нераспечатанная пачка простояла в шкафчике уже целый год. Аско решил и на этот раз ее не вскрывать и прошел в дальний угол спальни, намереваясь разобрать оставшуюся из двух коробок. Сразу под крышкой в пластиковой папке лежала школьная фотография примерно 1950-х годов. Он взял снимок в руки и вгляделся в него. Чуть повыше выстроились в ряд мальчики, ниже стояли девочки. Все смотрели в камеру. Одни улыбались, у других лица были серьезные. Он искал на фотокарточке знакомое лицо и наконец справа на краю шеренги мальчиков нашел своего отца.

Он положил фотографию класса на диван в стопку с фотографиями и поставил коробку рядом с собой. Под снимком оказалась старая книга в черной обложке. На обложке ничего не было написано и нескольких первых страниц не хватало, поэтому он не мог понять, что за повествование открылось ему в виде обрамленного узором текста на шведском языке. На форзаце значилось имя владельца: «Э. Аско». Он хотел положить книгу на диван к другим вещам, но передумал и решил поставить ее на книжную полку, чувствуя себя частью своего рода, непрерывной цепочки, существующей между мужчинами, отцами. В первый момент это ощущение показалось приятным, но затем сменилось беспокойством и каким-то щемящим чувством. Он знал слишком мало звеньев этой цепи. И так же мало ему известно было о том, как она продолжится и не закончится ли на нем.