Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Даниэль пошел вперед по коридору. На дверях двух первых от входа камер были скотчем приклеены списки, по два имени в каждом. За именами значились воинские звания. В камерах, очевидно, жили военные, проходившие службу в здании Гауптвахты. Яновски дошел до четвертой камеры. В нее вела дверь, ничем не отличавшаяся от остальных. Кто же этот Петая на самом деле и какого черта они тут делают?

Он прижался ухом к холодной железной двери, но не смог за ней ничего расслышать. Либо внутри никого не было, либо находившиеся внутри молчали. Был и третий вариант: возможно, толстая дверь глушила все звуки. В двери остался глазок, но им Даниэль не решился воспользоваться. Он повернул обратно и попробовал открыть дверь третьей камеры. Вдруг из нее слышно лучше, что происходит в соседней четвертой. Дверь оказалась запертой. Тогда он дошел до двери пятой камеры и снова прижался ухом к двери. Сначала он ничего не услышал, но затем различил какой-то приглушенный царапающий звук. В камере что-то происходило. Даниэль попробовал открыть дверь в шестую камеру. Ручка поддалась, и дверь открылась. Засов на двери был намертво приварен, очевидно, для того, чтобы кто-нибудь случайно не оказался запертым внутри.

Камера была маленькой. У обеих стен стояло по узкой койке, а по углам — два еще более узких шкафчика для одежды. Через небольшое окошко внутрь проникал бледный свет от уличных фонарей и прожекторов, подсвечивавших фасад Успенского собора. Даниэль подошел к окну и постарался представить себе, как это место выглядит с улицы. Затем повернулся и припал ухом к стене, за которой находилась пятая камера.

Теперь звуки были слышны лучше. Он разобрал какое-то царапание и удары. Иногда доносились мужские голоса, но такие приглушенные, что слов было не разобрать. Даниэль не сомневался, что в камере копают. Судя по звукам, лопата вновь и вновь втыкалась в песок. Он пробовал прижиматься ухом к стене в разных местах, но так и не смог разобрать, что говорят мужские голоса. Даниэль решил, что на этот раз он не сможет раздобыть больше информации о том, чем занимается Петая со своей компанией, и вышел обратно в коридор. Быстрыми шагами он дошел до двери на улицу и снова оказался во дворе Гауптвахты. Когда он проходил караульное помещение, его дверь открылась. Тот же молодой солдат появился в проеме и кивнул Даниэлю, который вышел на Марианкату и через Алексантеринкату добрался до Хеленанкату, где его остался ждать Аско.

В десять часов Еж и двое немцев вышли из своей камеры, тщательно заперев дверь. Когда они проходили мимо поста, из-за двери выглянул недовольный дежурный.

— В следующий раз заранее сообщайте, сколько вас будет. Нам надо знать, трое вас или четверо.

Руки Ежа сжались в кулаки. Он инстинктивно обвел взглядом двор.

— Извините. Он давно ушел? Я сегодня же сообщу всем о правилах, — вежливо ответил Еж.

— Минут пятнадцать назад. Больше не забывайте ставить нас в известность. — Солдат скрылся в караульном помещении.

На Марианкату Еж достал телефон и набрал один из трех номеров, которые за последние дни успел выучить наизусть.

Аско вернулся домой незадолго до полуночи: он успел расспросить Даниэля о том, что удалось выяснить, а потом зашел в фастфуд-ресторан в центре города, где перекусил сэндвичем. До этого он ничего не ел с самого утра. По дороге к дому Аско терзали сомнения: он поделился с Даниэлем информацией, которую тому не полагалось знать. С одной стороны, Аско нарушил инструкцию, но с другой — чувствовал, что поступил правильно. Даниэль тоже был полицейским, хоть и работал в другом подразделении. И он готов был помочь, а Аско нравилось работать с Яновски. Вдобавок неудобно отказаться от предложенной помощи, поскольку тем, что расследование этого дела поручили ему, Аско был обязан именно Даниэлю. Кроме того, следователю необходим результат: раскрытие преступления. А в том, что это именно преступление, Аско уже почти не сомневался.

Перед тем как они расстались, Даниэль рассказал Аско о замеченном им днем во дворе церкви подозрительном незнакомце. Если он действительно иудей, то может иметь отношение к квартире на Коркеавуоренкату, а значит, и к Цельхаузену. Но какое именно?

Дома Аско налил себе бокал вина и сел в кресло. В окно было видно угольно-черное небо, окна верхних этажей здания на противоположной стороне Мусеокату и конек крыши, на котором еще оставалось немного снега. Большинство окон были освещены. В некоторых квартирах висели большие старинные люстры. Здесь, в Тёёлё, они были очень уместны, ведь многие семьи жили в этих домах уже сотню лет. Усталость сказывалась, и глаза слипались, но сознание Аско работало на удивление ясно. Снова нахлынули воспоминания, которые навеяло посещение квартиры госпожи Аскен. Аско подумал об отце, который исчез, когда Аско было двенадцать лет. Отец владел небольшим швейным ателье и однажды не вернулся с работы домой.