Давид Фонкинос - Тайна Анри Пика

Последний вечер прошел в молчании; они выпили белого вина, поужинали дарами моря. Наконец, между двумя устрицами, Гурвек все же спросил: «Что ты будешь делать в Париже?» Марина ответила, что пока не знает. Сейчас она была уверена только в одном: завтра утром она уедет, а все дальнейшее было смутно и расплывчато, как это бывает в первый миг после пробуждения. «А ты?» – спросила она. Гурвек заговорил о библиотеке, которую хотел создать здесь, в Крозоне. Эта работа потребует многих месяцев. На этой вежливой беседе они и распрощались. Но перед сном коротко обнялись. Так они коснулись друг друга – в первый и последний раз.

Рано утром Марина уехала, оставив на столе записку: «Как только приеду в Париж, буду есть устрицы и думать о тебе. Спасибо за все. Марина».

Они любили друг друга, но так и не осмелились признаться в этом. Марина тщетно ждала, не позовет ли ее Гурвек. А годы все шли, и она уже чувствовала себя настоящей француженкой. Иногда добавляла даже, с ноткой гордости: «Я бретонка». Она стала работать в мире моды, ей повезло встретиться с молодым Ивом Сен-Лораном, и она испортила себе зрение долгой кропотливой работой над вышивками, которыми украшала причудливые корсажи платьев знаменитого кутюрье. За десять лет в ее жизни случилось несколько коротких увлечений, но ни разу не было настоящего, серьезного чувства; много раз она порывалась вернуться к Гурвеку или хотя бы написать ему, но убеждала себя, что он, наверно, давно живет с другой женщиной. Во всяком случае, он ни разу не обратился к ней, даже с просьбой расторгнуть их брак. Так могла ли она надеяться, что Гурвек ни с кем не связал свою жизнь после ее отъезда?!

В середине 1960-х годов Марина познакомилась на улице с одним итальянцем. Этот элегантный игривый красавец был наделен шармом Марчелло Мастроянни. А она только что посмотрела «Сладкую жизнь» Феллини и увидела в этом знак судьбы. Иногда жизнь все-таки бывает прекрасной. Алессандро работал в банке, чей головной офис находился в Милане, а несколько филиалов в Париже, и ему приходилось часто курсировать между двумя странами. Марине нравился этот роман с перерывами, – он не давал остыть их взаимным чувствам. Каждый раз, как он приезжал, они ходили развлекаться, шутили, смеялись. Он виделся ей прекрасным принцем из сказочного королевства. И все шло прекрасно, вплоть до того дня, когда она поняла, что беременна. Теперь Алессандро должен был взять на себя ответственность за дальнейшее и остаться с ней во Франции, или же она уедет с ним в Италию. Он объявил, что намерен просить о постоянной работе в Париже; мысль о том, что у него будет ребенок, приводила его в полное восхищение. «А главное, я уверен, что у нас родится сын! Как я мечтал об этом! – восклицал он и добавлял: – Мы назовем его Уго, так звали моего деда». В этот момент Марина подумала о Гурвеке: нужно связаться с ним, чтобы развестись. Но Алессандро терпеть не мог всяких официальных процедур, он считал, что институт брака изжил себя. Поэтому Марина смолчала и стала жить дальше, глядя, как округляется ее живот, и мечтая о счастливом будущем.

Интуиция не подвела Алессандро: Марина произвела на свет мальчика. В день ее родов Алессандро находился в Милане: ему было необходимо уладить последние дела перед началом новой жизни; тогда мужчины еще не присутствовали при родах; он приедет завтра – конечно, с кучей подарков. Однако назавтра он появился совсем в иной ипостаси – от него пришла телеграмма: «Очень сожалею. У меня уже есть семья в Милане – жена и двое детей. Никогда не забывай, что я тебя люблю. А.».

Так Марине пришлось растить сына одной – без родных, без мужа. И на каждом шагу чувствуя всеобщее осуждение: в те времена на мать-одиночку смотрели презрительно, шушукались за ее спиной. Но ей это было безразлично, – Уго придавал ей мужества и сил. Их горячая взаимная любовь была защитой от всех бед на свете. Прошло несколько лет, и она стала замечать, что видит все хуже и хуже, начала носить очки; ее офтальмолог поставил весьма пессимистический диагноз. Медицинское обследование показало, что острота зрения будет неуклонно снижаться и скоро болезнь приведет к полной слепоте. Уго, которому было в ту пору шестнадцать лет, подумал: если моя мать не сможет меня видеть, я должен сделать так, чтобы она ощущала меня каким-то иным образом. Поэтому он начал серьезно заниматься фортепиано: мать будет «видеть» его через музыку.

Он работал с неистовым упорством и занял первое место на вступительных экзаменах в консерваторию; примерно в это же время Марина полностью ослепла. Работать она не могла, зато присутствовала на всех репетициях и концертах сына. В самом начале карьеры он решил взять в качестве сценического псевдонима фамилию Брюкке. Это был способ утвердить себя тем, кем он и был на самом деле; это была его история; это была история их обоих, его и матери; она принадлежала только им двоим. Немецкое слово Brücke означает «мост». И Марина вдруг осознала, что ее жизнь похожа на россыпь отдельных эпизодов, ничем не связанных между собой, – точь-в-точь островки, которые если и соединяются, то вопреки природе, людскими руками.