Михаил Вершовский - Молчание Апостола

– Я уже и забыл, сэр, о том, что было вставлено в переплет. Да и было ли вообще?

– Так держать, старина! – Артур показал Джеймсу большой палец. – Будь добр, принеси нам, всем троим по паре глотков бренди. У меня, честно говоря, руки дрожат.

Через пару минут дворецкий появился с бутылкой и тремя бокалами. Поставив их на стол на приличном расстоянии от книги и листов пергамента, он налил в каждый бокал пальца на два янтарного напитка и вручил посуду Эли и Артуру. Свою порцию Робертсон опрокинул залпом.

МакГрегор тем временем ткнул пальцем в карту и сказал:

– Смотри, Эли. Здесь начинались муки Господни.

Палец его указывал в квадрат на карте, разделенный крестом на четыре части. В центре находился прямоугольник с надписью «praetorium».

Прикрыв глаза, Артур медленно проговорил:

– «Тогда воины правителя, взяв Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздев Его, надели на Него багряницу».

Артур сделал небольшой глоток бренди, положил карту Августа на полку и взял в руки два небольших свитка пергамента, вынутых из-за обложки детской Библии.

Бросив взгляд на текст, он покачал головой.

– Это мне не по зубам. Похоже на древнегреческий.

– Он и есть, – подтвердила Эли.

– Прошу вас, мадемуазель. – Артур подвинул листки поближе к ней.

Она откашлялась и начала:

– «Старец – возлюбленным Гаию, Кратиллу и Гиппарху, которых я люблю в духе и истине».

– Погоди, – прервал ее МакГрегор, – но ведь почти так же начинается Третье послание апостола Иоанна.

– Значит, он адресует это письмо тем же лицам, – ответила Эли.

– Конечно-конечно. Прошу тебя, продолжай.

– «Сие пишу вам, чтобы радость и знание ваши были совершенны. После разрушения гневом Божиим гордого града Иерусалима возникли среди верных прения о том, что сталось с Гробом Господним, в который был положен Иисус Христос по распятии своем и где произошло великое Воскресение Богочеловека во плоти. Некие говорили о гробе, что был он сметен вместе с градом, иные же утверждали, что ушел Гроб Господень глубоко под землю, за пределы досягаемости грешных и алчных рук.

Дозвольте же мне, видевшему все от распятия до положения Господа нашего во гроб, излить свет на события тех страшных и вместе с тем светлейших дней. Я был вместе с достойным Иосифом из Аримафеи, просившим у Пилата тела Иисусова. Ибо Иосиф хотел погрести Иисуса в своем новом семейном гробе, высеченном в скале близ Вифлеема.

Пилат не воспротивился сему, ибо и для него удобнее было бы, дабы не стало место погребения Иисуса источником раздоров меж верными и иудеями у самых стен Иерусалима. Посему правитель и тело отдал Иосифу и пришедшим с ним, и отправил с ними два десятка солдат и центуриона для охраны.

Повозки же для тела Христова и женщин, тело сопровождавших, и волов, и мулов привели слуги Иосифовы. И я, Иоанн, был в походе сем до последней минуты, до того как завален был камнем вход во гроб. Что и свидетельствую пред вами, возлюбленные мои».

Артур сидел, боясь вздохнуть. Джеймс тоже застыл с бокалом в руке.

Эли снова откашлялась и продолжала:

– «Но должно мне добавить и еще нечто к вашему разумению, однако основанием сему будет не свидетельство мое, но откровение, мне данное. Предстоит у Вифлеема восстать граду великому с капищами языческими. Однако ж волею и трудами благочестивой и христолюбивой монархини капища низринуты будут, и Гроб Господень предстанет пред человеками – до второго пришествия Господа нашего. И град новый Иерусалимом наречется.

Случится сие уже не при жизни моей или вашей, но в течение жизней пяти поколений будет по сему. Я же призываю вас, познавши истину о Гробе Господнем и о грядущем земном Иерусалиме, хранить ее в тайне. Да ляжет печать молчания на уста ваши».

Артур с шумом выдохнул и ошарашенно мотнул головой.

– Вот и ответ, Эли, – сдавленным голосом проговорил он. – Гроб Господень там же, где был некогда и находится сейчас. Голгофа, однако, по-прежнему стоит там, где и находилась два тысячелетия назад, вблизи от исчезнувших стен града Иерусалима. Среди окружающих ее холмов на плато у Галилейского моря.

– Подбрось-ка еще пару поленьев в камин, Джеймс, будь любезен, – погасив сигарету о донышко хрустальной пепельницы, произнес сэр Артур. – Вечер сегодня донельзя промозглый. Календарь гласит, что за окном октябрь, но мои сорокалетние кости хором клянутся, что на дворе февраль.

– Лондон, сэр, – заметил на это дворецкий, шевеля поленья в камине.