Геннадий Прашкевич - Подножье тьмы

Иваньков сидел вполоборота к Шурику. Шурик видел, как его щека медленно багровела. Правда, наконец, дошла до него. Он сразу погрузнел, плечи опустились. Лучше бы Иванькова переспала с кем, – подумал Шурик, чувствуя угрызения совести.

"…Верим. Сами видели… Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?… Бабу как звать?

– Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…

– Имя выкладывай.

– К-какое имя?

– Бабы, которая шутить наняла.

– Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков… Не П-петрову, не Иванову же мне кричать…

– Ну?

– Д-да Иванькова! Ч-чего ж тут?…"

Роальд выключил диктофон.

Шурик с сочувствием следил за Иваньковым.

Иваньков держался здорово.

Он только кивнул, но в глазах его опять что-то горело. Расплачется, решил Шурик. Сломался мужик.

– Послушайте, – быстро сказал Иваньков и быстро и деловито оглянулся на Шурика. – Я вам заплачу. Я вам хорошо заплачу. Мне немедленно нужна эта пленка. Я хочу забрать ее прямо сейчас. Я прямо сейчас позвоню, чтобы привезли деньги. Наличкой. Без всяких бумаг. Назовите сумму и она ваша. Контора у вас, – кивнул Иваньков, – бедно обставлена.

Он не расстроен, удивился Шурик. Он нисколько не расстроен, ему плевать на жену. Ему теперь пленка понадобилась. Даже на контору обратил внимание.

Так же, наверное, подумал и Роальд.

– Я не могу продать пленку.

– Почему?

– Это политика. Это выходит за наши рамки. Нас интересует криминал. Продай я вам эту пленку, вы же первый мне это припомните, если дорветесь до власти. И будете правы, ведь мы этим самым влезли в политику. А мы в нее не хотим влезать. Единственное, что обещаю, пленка будет уничтожена.

– Но ведь это на руку Неелову! Вы сами говорили, что готовы проголосовать за меня.

– Я говорил, что готов проголосовать за пахоту. – грубо возразил Роальд. – К данной проблеме это никакого отношения не имеет. Мы политикой не занимаемся.

Козлы!

Никаких других слов у Шурика не было.

Ну, не козлы? Муж и жена! Что делить мужу и жене? Один пашет, другая валяется на теплом берегу. Зачем копать друг под друга, загонять в угол? Что там такое, в грядущей власти, наконец, в самом этом будущем, определяемом такими способами?…

Ответить на это Шурик не мог, да и не сильно хотел. Роальд приказал ему выспаться, но Шурик лучше знал, как использовать свободный день, выпавший будто в лотерее. Во-первых, пиво! Расслабиться… Во-вторых, спать…

Он заглянул домой и сварил кофе, стараясь не глядеть на бумажку, булавкой пришпиленную к ковру.

Значит, заходила…

Он был удивлен: на сердце не потеплело… Могла дождаться… Не дождалась…

Ну и что? – спросил он себя. Сима и раньше так делала. Заглянула, ушла. Хуже, когда она приходит и за весь день не произносит ни слова. Такое тоже бывало.

Если оставила записку…

Но раньше она никогда не оставляла записок. Он даже не знал, какой у нее почерк. Он вообще о Симе ничего не знал, кроме того, что для него ее появление что-то меняло в мире. И, судя по всему, существенно.

Сыщик! – усмехнулся он. Тоже мне проблема – выяснить номер телефона!..

Но он хотел, чтобы она сама сказала ему свой номер…

Шурик медленно успокаивался.

Иваньковы – козлы. Иваньковым так им и надо. Они за власть дерутся. А я?… Я за что дерусь?…

Глядя, как над кофейником поднимается коричневая шапка пены, Шурик бессмысленно улыбнулся.

Просто так… Хотя нет… Мелькнуло в голове какое-то воспоминание… Что-то смешное, давнее…

Он вспомнил.

Как-то в день солнечный, жаркий, он шел по скверу и вдруг увидел на асфальте стрелу. Начертанная мелом, она указывала в густые заросли сирени. У наконечника четко прочитывались слова: «Там хорошо». Вот он и отвел ветки в сторону, чтобы посмотреть, где это так хорошо, что хорошего ни для кого уже и не жалеют?

Он увидел тенистую полянку, в траве спал самый обыкновенный бомж. На его груди лежала картонка с надписью: «Разбудить без четверти три».

Бомж был рыжий, рыхлый, даже во сне он выглядел замотанным, часто лез рукой в запущенную бороду, чесался. Взглянув на часы, Шурик ногой толкнул мужика: «Вставай. Уже четыре».

Бомж вытаращил злые глаза:

«Ты хто?»

«Я прохожий».

«Не мент?»

«Нет».

«Тогда отвали. Выспаться не дают. Ты сегодня уже четвертый».

«А какого черта записку оставил?»