Геннадий Прашкевич - Подножье тьмы

И спросил:

– Сбежавшую бабу видел?

– Как сказать… Мелькнула перед глазами… Но далеко, и солнце в глаза…

– Солнце в глаза тебе не могло бить… – яростно начал Ежов, но Роальд остановил его:

– Баба действительно убегала?

– Как лань, – Шурик пытался припомнить детали, но, честно говоря, в данный момент на детали ему было наплевать.

Сколько же банок пива я успел выпить?… Кажется, шесть…

– Ее что-то испугало? – Роальд неторопливо передвигал перед собой какие-то бумажки. То ли протоколы, то ли листки допросов. Но вопросы задавал совсем не впустую. – Боялась она чего-нибудь?

Шурик пожал плечами:

– Наверное, Ежова увидела. А, может, мамашу услышала. «Валя! Валя!» Детей, Роальд, надо драть! Не видел этот Валя какой-то чупы!..

– Я спрашиваю о бабе.

– Да не увидел я ничего! Говорю, силуэт. Что разглядишь на фоне солнца? Ну, мелькнуло что-то. Юбка красная. И тут же мамаша. Ей бы орать от счастья, а она слезами исходит.

Роальд чуть наклонил голову:

– Сколько ты выпил?

– А я считал?

– В следующий раз считай. Хочу сделать выводы. Табличку на стене вывешу. Кто сколько пьет. Еженедельный график.

– Зачем тебе негативный опыт?

– Айс вайс пюс капердуфен! – удивился Роальд. – Ишь как он говорит! Тянет на полдюжины банок.

И нахмурился:

– Негативный опыт – самое важное. Запомни. Все великие теории построены на негативном опыте.

– Роальд, – взмолился Ежов, жадно закуривая. – Может, не будем крутить? Дай ему по мозгам!

Шурик усмехнулся.

Ежов злорадно уставился на него:

– Роальд, дай ему по мозгам! Какого черта его жалеть? Ему сейчас нужен именно негативный опыт! – Ежов ногтем чиркнул себя по горлу. – Вмажь ему, Роальд. Сколько можно?

Шурик согласно кивнул.

Вмажьте, подумал он. Я пиво пил в свободное от работы время. Это Ежову надо задуматься. Не моя вина, что Ежов работает с клиентами в моем любимом парке. Мог найти не такое бойкое место.

Какое уж бойкое… – вспомнил он. Тишина… Кустики опадающие…

Ладно, вмажьте, подумал он. Подумаешь, Ежов подопечную упустил. Надо быстрее бегать. Или шевелить мозгами. У меня выходной. Пил пиво. Ежову бы, придурку, знак подать, а он начал отмахиваться.

И подумал, гордясь собственной объективностью: вообще-то Ежов прав. Спугни кто-нибудь мою подопечную, я бы тоже злился.

Это общечеловеческое, подумал он благородно.

И не видел он ни хрена. Так… Тень… Силуэт летящий…

Как в кино.

Вот оно! – вспомнил он.

Давным-давно, в детстве, Шурику лет семь было, с оравой таких же пацанов, как сам, он прорвался в кинотеатр. Понятно, прорвался без билета. И был изловлен, и был позорно, за руку, выведен из зала.

Но, выводимый, Шурик все время выворачивал шею, оглядывался на экран, навсегда, на всю жизнь запоминая уносящуюся от него легковую машину. Он до этого не видал таких машин. Она была черная, длинная… Где же машина та штабная, что мчится всем наперерез… Потрясающая машина… Всегда сверкающая лаком, с гудком певучим, полным баком… Он был зачарован машиной, несущейся по экрану.

Она прошла крутым виражем, кренясь и шинами визжа…

Но, если честно, даже не машина зачаровала его.

Сквозь темное заднее стекло машины вслед выводимому из зала Шурику все время оглядывалась женшина, как облаком обвитая белыми разлетающимися волосами. Не седыми, а именно белыми. Она оборачивалась, смотрела жадно, будто пыталась навсегда запомнить выводимого из зала Шурика. И он, не вырываясь из рук контролерши, тоже пытался запомнить женщину. Вдруг это зачем-то надо?…

Но что запомнишь?

Темное стекло машины… Мерцающий экран… Облако разлетающихся белых волос…

Может, та женщина чем-то напоминала ему Симу?

Он невольно усмехнулся.

– Улыбаешься?… – сразу вскипел Ежов, но Роальд снова остановил его:

– Что это ты пьешь один?

Спрашивал он Шурика.

– А с кем я должен пить?

– Ну как. У тебя есть эта… Проксима… – Он снова стал забывать имя. – Или Рипсимия… Ну…

– Сима, – сухо поправил Шурик.

– Ну да… Максима… Это неважно… И вообще, гляжу, ходишь смурной…

– Мое дело!

– Не спорю. Но Коле ты помешал. Сильно помешал Коле.

– Кто ж знал? Бывает.

– Нет, ты смотри! – опять взорвался Ежов. – Ему хоть в лоб, хоть по лбу. Ничто до него не доходит!

И взмолился:

– Вмажь ему по рогам, Роальд! Сколько можно?

И Роальд вмазал.

– Посмотри, – подтолкнул он бумажку.

Бумажка как бумажка. Выписка из какого-то протокола. Обычные общие сведения о пострадавших.