Алексей Хапров - Наследник

Молоденький лейтенант, проводивший дознание, был настроен по отношению ко мне крайне враждебно. Уж не знаю, чем я ему не понравился, но он разговаривал со мной так, как будто старуху убил именно я, и как будто моя вина в этом убийстве была уже полностью доказана.

— Собирайся, — приказал он. — Поедешь с нами. Ты задержан.

От следственного изолятора меня спас Баруздин, примчавшийся сразу же после звонка сестры. Он отвел ретивого служаку в сторону и долго его в чем-то убеждал, пока тот, наконец, с ним не согласился. Мое задержание не состоялось.

Немного поразмыслив, я решил, что приключений с меня хватит.

— …Хотя, должен тебе признаться, ведешь ты себя сейчас не по-мужски, — продолжал Баруздин. — При первом же стрессе расклеился, как кисейная барышня. Наши ребята тебя не поймут. Они тебя уважать перестанут. Даже руки не подадут. Мужик должен быть мужиком, а не размазней.

— Их бы на мое место, — проворчал я.

— Да были они на твоем месте, — откликнулся мой шеф, — и неоднократно. У них еще и похлеще переделки бывали.

Во мне заговорил стыд.

— Что же мне делать? — упавшим голосом произнес я.

Мне не хотелось больше оставаться на этой работе. Но и чтобы мой уход выглядел как побег я тоже не хотел.

— Прежде всего, отоспаться, — посоветовал Баруздин. — Если я не ошибаюсь, ты уже целые сутки на ногах. Это любого свалит. Ступай к себе и принимай горизонтальное положение. А ближе к вечеру поговорим. Как решишь — так и будет. А, вообще, применительно к прошедшей ночи, должен сказать тебе так. Молодец! Твои действия заслуживают самых добрых слов. Катерина и Михаил мне уже все рассказали. Сработал ты профессионально. Если бы я не был тобой доволен, я не стал бы отбивать тебя у "ментов".

Спал я плохо. Меня опять преследовал какой-то кошмар. Я то куда-то брел, то от кого-то убегал, то куда-то падал. Точного сюжета я не помню. Он забылся сразу же после моего пробуждения. Единственное, что сохранилось в моей памяти касательно виденного сна, это отчаянное чувство обреченности.

В общем, отдохнуть как следует мне не удалось. Все тело казалось отяжелевшим, словно на него навесили десяток гирь. Голова болела. На душе было мутно и скверно.

Я открыл глаза, приподнялся, и бросил взгляд на часы. Стрелки показывали половину пятого. Ощутив на себе липкий пот, я, кряхтя, поднялся с кровати и направился в душ.

Прохладная вода меня немного ободрила. Голова перестала ныть. Но тут в полный голос заговорил желудок. Ведь я за целый день еще так ничего и не съел. Хорошенько растерев себя полотенцем, я оделся и прошел на кухню.

Холодильник оказался практически пуст. Кусок колбасы, остатки сыра, недопитый пакет молока, кастрюля с макаронами — вот и все, что в нем осталось.

Да, не густо!

Умяв несколько бутербродов, я вышел в холл и огляделся, пытаясь определить, что произошло в доме за то время, пока я спал. Но вокруг все было без изменений. Разве только прибавилось грязи на полу. Видимо, это был результат визита милиции и "скорой", не привыкших разуваться на месте происшествия. Катерина с уборкой явно не торопилась. Стоявшая тишина буквально била мне в уши. Это что же, я здесь один?

— Почему один? — прогудел Панченко, когда я спросил его об этом по телефону. — Пацан дома. Во всяком случае, я не видел, чтобы он куда-нибудь выходил.

— А Катерина?

— Уехала куда-то с Баруздиным. Как сам? Оклемался?

— Какое там! — разочарованно протянул я и положил трубку.

Мои мысли занял Радик. Я снова поднялся на второй этаж. Дверь комнаты мальчика в очередной раз оказалась заперта. Его ответы на мои вопросы по-прежнему отдавали враждебностью:

— Не открою!… Я занят!… Мне ничего не надо!…

"Эх, не был бы ты маленьким, беспомощным ребенком, послал бы я тебя ко всем чертям! — раздраженно подумал я. — Нужен ты мне, как собаке пятая нога. У меня и своих проблем хватает. Я общаюсь с тобой только потому, что меня просил позаботиться о тебе твой приемный отец, которого я безгранично уважаю. Тогда, у оврага, он словно предчувствовал, что назад уже больше не вернется. Я дал ему такое обещание. И я не могу его нарушить".

Вместе с этим я, конечно, понимал, что Радик был страшно напуган. Не приведи господь пережить такое в его юном возрасте! Сначала убили его отца, затем бабку. И теперь у него не осталось абсолютно никого, кто относился бы к нему с заботой. Он был совершенно одинок. Он был предоставлен лишь самому себе. Как он живет? Он же практически не выходит из дома. Чем он питается?