Агата Кристи - Тайна испанской шали

- Алло! - проворчал он в трубку.

Ему ответил женский голос, мягкий и ласковый, с едва заметным иностранным акцентом:

- Это ты, милый?

- Э-э-э... - растерянно протянул мистер Иствуд. - А кто говорит?

- Это я, Кармен. Мне угрожают.., я так боюсь.., прошу тебя, приезжай как можно скорее, меня могут в любой момент убить.

- Простите, - вежливо сказал мистер Иствуд. - Боюсь, вы набрали не тот...

Но она не дала ему договорить:

- Madre de Dios <����Святая Богородица (исп.).>! Они уже близко. Они меня убьют, если узнают, что я тебе звонила. Неужели ты этого хочешь? Поспеши. Если ты не приедешь, ты меня больше не увидишь. Надеюсь, ты помнишь: Керк-стрит, триста двадцать, пароль "огурец". Тсс-с-с...

Он услышал слабый щелчок - незнакомка повесила трубку. В полном ошеломлении мистер Иствуд пересек комнату, подошел к жестянке с табаком и принялся набивать трубку.

"Черт возьми, вероятно, это какой-то фокус моего подсознания, размышлял он. - Неужели она действительно сказала "огурец"? Или мне почудилось?"

Он в нерешительности расхаживал по комнате. "Керк-стрит, триста двадцать. Интересно, в чем там дело? Она кого-то ждет. Как жаль, что я не объяснил ей... Керк-стрит, триста двадцать. Пароль "огурец"... О-о, это, наконец, невыносимо, это нелепо, это галлюцинация, болезненная фантазия перетруженного мозга".

Он со злостью посмотрел на пишущую машинку.

"Ну какая от тебя польза, хотел бы я знать? Смотрю на тебя все утро, а много ли ты мне помогла? Автор должен брать сюжеты из жизни. Из жизни, ясно? Вот я сейчас пойду и добуду такой сюжет".

Он нахлобучил шляпу, окинул любовным взглядом свою коллекцию старинной эмали и вышел из дома.

Как известно большинству лондонцев, Керк-стрит - это ужасно длинная бестолковая улица, занятая в основном антикварными лавками, где торгуют всевозможными подделками по баснословным ценам. Есть там и магазины, торгующие старой медью, и стеклом, и подержанными вещами.

В доме номер 320 торговали старинным стеклом всех видов и сортов. По обеим сторонам от прохода располагались стеллажи, плотно уставленные рюмками, которые тонко звенели в такт его осторожным шагам, а над головой покачивались и поблескивали люстры и всевозможные светильники.

В конце торгового зала сидела свирепого вида старуха с усиками, которым мог бы позавидовать не один юнец.

- Ну? - сурово спросила она и не менее сурово взглянула на Энтони.

Энтони был из тех молодых людей, которых смутить ничего не стоило. Он тут же поспешно спросил, сколько стоят вон те стаканчики для рейнвейна.

- Сорок пять шиллингов за полдюжины.

- Так-так, - сказал Энтони. - Красивые, правда? А сколько стоит эта прелесть?

- Это старый "Уотерфорд". Уступлю пару за восемнадцать гиней.

Лучше бы ему было не спрашивать! Еще немного, и он не выдержит гипнотизирующего взгляда этой старой змеи и непременно что-нибудь купит. Надо уносить ноги... И тем не менее что-то удерживало его в лавке.

- А это сколько? - указал он на один из канделябров.

- Тридцать пять гиней.

- Ах, как жаль. Это гораздо больше, чем я могу себе позволить.

- Что именно вам нужно? - в упор спросила старуха. - Что-нибудь для свадебного подарка?

- Да-да, для свадебного, - ответил Энтони, хватаясь за предложенное объяснение. - Но боюсь не угодить.

- Ах вон оно что, - сказала старуха, поднимаясь с решительным видом. Думаю, что старинные вещицы понравятся кому угодно. У меня есть два графинчика и прекрасный маленький набор для ликера - чем не подарок для невесты?

У старой леди была железная хватка. Целых десять минут Энтони пришлось пялиться, испытывая невыразимые муки. Всевозможные склянки, бутылки, штофы... В конце концов он совершенно изнемог и готов был сдаться.

- Прекрасно, прекрасно, - неуверенно сказал он, возвращая бокал, который она расхваливала, и вдруг спохватился:

- Послушайте, а от вас можно позвонить?

- Нет, нельзя. На почте - она напротив - автомат.

Ну, так что вы берете - бокал или эти чудесные старые фужеры?

Увы, как и все мужчины, Энтони совершенно не умел найти в товаре несуществующий изъян и гордо удалиться.

- Нет, я лучше возьму набор для ликера, - уныло пробормотал он.

Это все-таки было лучше, чем канделябр, который ему, того и гляди, навяжут.

Проклиная свою нерешительность, он уплатил за покупку. И тут, когда старуха уже упаковывала маленькие бокальчики, смелость неожиданно вернулась к нему. Ну, подумает, что он малый со странностями, и что?

- Огурец, - отчетливо и громко произнес он.