Инна Бачинская - Голос ангельских труб

Почувствовав его взгляд, она обернулась. Залилась краской. И вдруг бросилась к нему, повисла на шее.

– Саша! Сашенька! – Она целовала его лицо, прижималась всем телом, всхлипывала и приговаривала: – Сашенька, я знала! Я как чувствовала, что ты здесь! Милочка не хотела, чтобы я уезжала, а я места себе не находила! Звоню тебе, а ты не отвечаешь. Я так боялась за тебя! Как я рада, Сашенька, что ты… живой! Я так боялась, если бы ты только знал!

Шибаев, взяв ее за плечи, отодвинул от себя, чтобы заглянуть в лицо. Ощутил острые плечи и спросил:

– Тебя что, не кормили там?

– Нет! – ответила она счастливо. – Я все время купалась в океане. Представляешь, даже ночью мы купались! При луне и звездах. А потом ужинали при свечах.

– Киряли небось, – сказал он тоном ворчливого дядюшки.

– Немножко, – ответила она, смеясь. – В основном, болтали.

– Одни? – к своему удивлению он почувствовал нечто вроде ревности.

– Ну… почти, – ответила она, лукаво глядя на него.

– С кем же?

– Милочкин бойфренд и его друг, программист.

– Они тоже купались в океане ночью?

– Нет! – рассмеялась она. – Мы купались при луне одни. Только девочки. И я представляла себе, что ты рядом. Честное слово, Сашенька. Лежала на воде, смотрела в небо, а звезды низкие, яркие, и ты рядом, около меня, и тоже смотришь на звезды. И мне захотелось домой, как чувствовала, что ты здесь… А к дому пробиралась огородами, боялась нарваться на Серого. Пришла, захожу в спальню – а там ты! Я даже глазам своим не поверила! Стою на пороге, шевельнуться боюсь – вдруг ты исчезнешь…

Шибаев отметил ее «домой».

– Не бойся, – он взял в ладони ее лицо. – Серого уже можно не бояться. Слушай, – он повернул ее к свету, – у тебя нос облез!

– Ага. И спина! – рассмеялась она, утыкаясь лицом ему в грудь. – И плечи. И живот. – Она задрала короткую маечку, показывая ему живот. – Видишь?

– Вижу! – ответил Шибаев, ероша ее короткие белые волосы. Загорелая, с облупившимся носом, без макияжа, она была похожа на подростка и ничем не напоминала экзотическую танцовщицу из ресторана.

Она смотрела на него в упор потемневшими глазами. Потом, привстав на цыпочки, закрыла глаза и прильнула губами к его рту…

– Я такая счастливая, Саша, – сказала она, отступая и заглядывая ему в глаза сияющими глазами. – Ты не представляешь себе, какая я счастливая!

– Лилька, какая ты еще девчонка!

– Я взрослая женщина, а не девчонка. Как ты сказал… Лилька! Скажи еще!

– Лилька! – повторил Шибаев. – Лилька-килька!

Она расхохоталась:

– Меня так дразнили во дворе. Лилька-килька! Откуда ты знаешь?

– Догадался.

– А как дразнили тебя? – спросила она.

– Не помню, – соврал он. – Я был серьезный толстый мальчик, круглый отличник. В очках. Меня никто никогда не дразнил.

Она снова рассмеялась:

– Неправда! Ты был драчливый и худой, играл в футбол, курил в туалете, а однажды взорвал кабинет химии. А потом пошел и сам признался. И девчонки за тобой бегали.

– Никто за мной не бегал, – ответил он. – Меня вообще никто никогда не замечал. И девчонок я боялся. До сих пор боюсь.

Она в восторге задрыгала ногами.

– И меня?

– И тебя, – ответил он, целуя ее в нос. – Тебя в особенности.

– Вообще-то, когда я пришел, у меня были с собой вещи, – сказал он немного погодя. – Вернее, на мне. Свитер был, точно помню. Не знаешь, где мой свитер?

– Я постирала его, – ответила она, жарко дыша ему в шею. – И все остальное. Ты что, спал в парке, пока меня не было?

– Не, в парке страшно. Я спал на вокзале.

– На вокзале нельзя спать. Там полиция гоняет.

– Я подружился с полицией. Они угощали меня пивом, а один – его зовут Джон Пайвен – даже принес из дому подушку.

– Правда? – удивилась она, заглядывая ему в лицо. – А! Сочиняешь! А я почти поверила. А давай завтра поедем на Манхэттен? Сто лет не была там, просто не с кем. Давай? Аннушка не любит Манхэттен. Когда здесь жила Мила, мы ездили часто. Просто так, поболтаться. Поглазеть на виртины. Поехали?

– Лиля… – произнес Шибаев, чувствуя, что наступает самое трудное. – Лиля, я должен уехать… сегодня. Кажется, есть рейс в девять с минутами.

– Как уехать?

В ее глазах вспыхнуло такое изумление, что Шибаеву стало не по себе. У него даже появилось невнятное чувство, что его отношения с женщинами последнее время выходят из-под контроля – они ждут от него то, чего он дать им не может. Нет у него того, что им нужно.

– К сожалению, Лилечка. Мне необходимо быть дома. Завтра же.