Паула Гослинг - Ответная месть

— Как я понял, он был черным?

— Да, он был черным. Ну и что?

— Да у вас вовсе не бостонский акцент, — заметил Пински.

— Не все, живущие южнее линии Мэйсон — Диксон, круглые дураки, — сказал Ричмонд.

Он старался говорить спокойно, но в его тоне чувствовалось раздражение.

— Я вырос рядом с цветными. Я знаю их жизнь. Я был бы горд стоять рядом с Сэнди Рэндолфом всегда и везде, запишите это в ваш проклятый блокнот, ладно? Запишите это. — Его голос стал громким и резким, он как бы старался защитить себя от невидимого нападения.

— Ладно, ладно, успокойся, — сказал Пински. — Извини.

— Он был красивым парнем к тому же, — все еще сердито продолжал Ричмонд. — Негодяй разнес ему все лицо, его жена не могла даже взглянуть на него перед похоронами. Это меня доконало. Его жена, Клемми, была убита горем, она не могла даже плакать, только стояла на панихиде, как черная статуя, а их первый ребенок был еще в ней. Сэнди так и не увидел своей дочери. У меня четверо детей, и я не хочу, чтобы моя жена стояла под дождем у моей могилы и получала письма с соболезнованиями, в которых бы говорилось, каким великим полицейским я был. Я не был великим. Я был обычным полицейским и честно делал свое дело, вот и все. Сэнди был хорошим полицейским, но не на улице. Он был недостаточно жесток для уличной работы — и он ее оставил. Пошел на эти новые компьютерные курсы, которые организовала федерация, хотел перейти на административную работу. Возможно, он был бы у нас первым черным шефом, и вот… — Ричмонд остановился так же внезапно, как и начал говорить. — Вот он мертв.

Он закончил, с глубокой горечью произнеся последние слова. Перед ними был выжатый, убитый горем человек.

Миссис Ричмонд появилась с чашками кофе на подносе. Это была маленькая увядшая женщина с огромными блестящими глазами. На подносе было и блюдо с домашним печеньем.

— Я подумала, что вы все, должно быть, проголодались, — застенчиво произнесла она. Хотела выйти из комнаты, но Ричмонд догнал ее. Ничего не сказал, только прижал ее ладонь к своей щеке. Она погладила его по голове, как ребенка, а затем улыбнулась полицейским поверх головы мужа, как бы извиняясь за него. Фрэнк Ричмонд взял чашку, положил туда сахар из сахарницы и предложил всем кофе. Чашку он держал двумя руками, как будто хотел, чтобы тепло от нее проникло в его тело.

— Что был за вызов?

— Что?

— Что был за вызов, по которому вы выезжали тогда… — Нилсон, жестикулируя, пролил немного кофе на ковер.

— А! Поджог. Кто-то развел несколько небольших костров в подвале здания, предназначенного на снос, есть любители заниматься такими шуточками; но поскольку это все же поджог, пожарные вызвали нас. Мы и поехали. Дети, скорее всего, развлекались — какой-то бессмысленный поджог. Везде разлит керосин, валяются скомканные газеты… пожарных вызвали прежде, чем все как следует занялось, — наверно, хотели услышать вой сирен, увидеть мчащиеся машины. Мы обсудили с пожарниками детали происшествия и отправились обратно.

— А откуда приезжали пожарные?

— Из тамошнего депо — знаете район Гэлло? Они расположены на Эвергрин. Мы направлялись с пожара обратно в участок, когда этот автомобиль догнал нас, водитель поднял руку с пистолетом — и вышиб Сэнди мозги.

Его лицо было неподвижно, как будто он боялся, что одолевавшие его чувства отразятся на нем, но видно было, как пульсировали жилы на виске и на шее. Он сглотнул комок в горле, вздохнул и отвернулся.

— Все это изложено в моем рапорте. Я уже говорил об этом.

— Дело в том, что мы начинаем расследование снова, с самого старта, если можно так сказать. Раньше у вас интервью брала местная служба, а мы — из центра, — сказал Пински. — Все это очень тяжело, но ничего не поделаешь. Мы читали ваш рапорт — там все изложено четко и полно, но мы просто хотели услышать, как вы все это воспринимаете. Может быть, выяснилось бы что-нибудь особенное, какой-то маленький штрих.

— Я, наоборот, стараюсь все забыть, а не вспоминать.

— Мы хотим добраться до этого сукина сына, а вы разве нет? — воскликнул Нилсон.

Ричмонд мрачно взглянул на него:

— Я тоже хочу. Но наш священник говорит, что я не должен никому мстить, И я стараюсь не делать этого. Ведь я не могу вернуть ни Сэнди, ни остальных.

— Это так. Но ведь можно остановить его, чтобы он не убивал еще и еще.

— Да, вы правы, я понимаю, что вы правы, — вздохнул Ричмонд — он уже не мог сопротивляться. — Но ведь я его не разглядел, его загораживал от меня Сэнди, понимаете? Сэнди сидел за рулем, я был на радиосвязи, когда эта чертова машина поравнялась с нами. Это был черный «камаро». Солнце было как раз над ним, поэтому тот, кто сидел в машине, казался просто черной фигурой. Сэнди выругался, потому что этот парень прижался к нам. А тот поднял руку, на пистолете отразился луч солнца — потом везде кровь, мы врезались в стену… вот и все. Больше ничего не помню. Очнулся в госпитале, весь перевязанный. Мне не рассказали о Сэнди, о нем вообще никто не говорил, именно поэтому я догадался, что он умер. Сразу догадался.