Владимир Удод - Статист

— Телефон угробил в стычке с одними придурками, — сердито проворчал Криницын. — Между прочим, из-за тебя угробил.

— Почему из-за меня? — удивилась Людмила.

— Спутал с тобой одну девицу, которая сидела в машине трёх весёлых парней. Думал, что это ты, похищенная, связанная по рукам и ногам, сидишь на заднем сидении и зовёшь меня. Я же не знал, что одного из отморозков тоже зовут Рома. Самое обидное, что, после того как я разобрался с парнями, выяснилось, что это обычная проститутка, которую они наняли, чтобы отметить день рождения того самого Ромы. Стоило ли бить из-за этого телефон?

— Ну спасибо, Криницын! — возмущённо воскликнула Людмила, убирая руки с плеч бывшего мужа. — Это же надо — спутать меня с проституткой!

— Люсь, ты чего? — растерялся Роман. Он не понял наигранного тона бывшей супруги. — Я же готов был поверить в чудо, даже зная, что тебя нет. Я в ком угодно готов был увидеть тебя. Лишь бы ты была жива. Лишь бы ты…

Он не договорил, женщина закрыла ему рот долгим поцелуем, от чего он ещё больше смутился и не сразу смог ответить должным образом. Но оцепенение быстро прошло, и Роман сначала заключил Людмилу в крепкие объятия, а потом опрокинул на спину, сохраняя при этом контакт своих губ с её губами.

— Я же поговорить с тобой пришла, а не заниматься разными глупостями, — с весёлым укором сказала Людмила, надевая помятую блузку. — В молодости ты таким нахальным не был.

— Разве я уже старый? — в тон ей отреагировал Роман. — Могу повторить.

— Нет-нет! — запротестовала женщина. — На сегодня достаточно. Мне нужно ещё кое-что тебе рассказать.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Для начала оденься. Я не привыкла о делах разговаривать с голыми мужчинами.

— То одевайся, то раздевайся, то потом снова одевайся, — ворча себе под нос, Криницын поднял с пола белые брюки, рассмотрел с разных сторон, буркнул «стерильные» и стал нехотя натягивать их на себя. — Вечером идём в ресторан! — неожиданно предложил он.

— Как скажешь, дорогой, — согласилась Людмила. — А пока послушай меня.

— Я весь во внимании, моя прелесть.

— Криницын, не делай такое лицо! — прыснула от смеха женщина, глядя на гримасы супруга. — Разговор серьёзный. Речь о Давиде пойдёт.

— Понятно, — игривость исчезла с лица мужчины. — Что-то мне сегодня не хочется говорить о Гриневском. Не расположен я, так сказать.

— Да ладно тебе! Давид хоть и противоречивым был человеком, но меня любил. Даже узнав о нас с тобой, он не переписал завещание.

— Стало быть, ты теперь богатая вдова, — поморщился Роман.

— Перестань! Ты же знаешь, что меня его деньги не интересовали. Но ты прав — я действительно буду богатой, если вступлю в наследство. Он отписал в завещании на меня всё, что принадлежало ему в этом городе, и даже больше. Гриневский оказался очень щепетильным. Он не только не обидел бывших жён и дочь — он упомянул в завещании всех, кого только можно. Никого даже из прислуги не обошёл. Тебе тоже уделил внимание.

— Засунь ему в гроб его внимание! — сердито крикнул Роман. — Мне от него ничего не надо! Он планировал убить меня. Да и тебя вряд ли бы пожалел. О покойниках плохо не говорят, но твой Гриневский — такая сволочь, что добрых слов не заслуживает. По крайней мере, от меня. Я до последнего пытался убедить его не брать грех на душу. Но он не хотел меня понять. За это и поплатился.

— Я не совсем понимаю, о чём ты.

— Ладно, потом как-нибудь расскажу подробности, — махнул рукой Криницын. — Сейчас это неважно, просто поверь мне на слово: Гриневский собирался расправиться с нами.

— Хорошо, если он хотел нас убить, тогда зачем ему понадобилось за два дня до своей смерти составлять такое подробное завещание, согласно которому и мне, и тебе причитается целое состояние?

— Вот! Вот! В этом-то вся суть Гриневского! — с запалом выкрикнул Роман. — Ты же юрист, как ты можешь не понимать коварства человека, с которым прожила не один день? Он просто обеспечивал себе алиби! Не знаю, как он собирался расправиться с тобой, а меня он заказал застрелить на рыбалке. При этом хотел, чтобы убили меня не сразу, так как собирался объяснить мне, за что. В общем-то, он мне успел рассказать о своих мотивах. Хотя я о них знал и без его откровений. Когда меня убили бы, то он с чистой совестью показал бы тебе завещание, из которого следовало, что он ценил меня очень высоко. Артистом Давид был очень хорошим — ты бы ему поверила.

— А ты сам веришь тому, что говоришь? — Глаза Людмилы были наполнены удивлением и ужасом. — Давид, конечно, как руководитель и бизнесмен — жёсткий человек, порой даже жестокий, переходящий за грань, но в жизни он совсем другой. Я ни разу не слышала грубого слова от него, ни намёка на ревность.