Николай Прокудин - Последняя обойма

Если кто-то решит, что в относительно теплых странах наши советские бухмейстеры переходили на воду и квас, то их ожидает жуткое разочарование. Вода для помывки, квас для окрошки. А переменчивость капризной погоды основанием для завязки не является.

Вот и Столетов, выпив за скромным ужином сто двадцать пять миллилитров сэкономленного спирта, стоял в тени внутреннего дворика и сокращал себе жизнь дымом советской «Примы».

Солнце недавно опустилось за горизонт, вокруг стемнело. Несколько декоративных деревьев, посаженых в квадратном дворике, покачивались в такт слабому ветру.

Хирург смотрел в звездное небо, тихо икал и думал о высоком. А точнее о том, где он устроится почивать: на кушетке в ординаторской или на нормальной кровати в освободившейся двухместной палате.

Внезапно на плечо легла чья-то ладонь.

Доктор вздрогнул и услышал слабый мужской голос:

— Дружище, проводи до кабинета начальника отделения.

— Сейчас я тебя провожу, дружочек, — мстительно пообещал хирург, поворачиваясь к неизвестному наглецу.

Вообще-то в ЦКВГ между медперсоналом и ранеными выстроились уважительные и очень доброжелательные отношения. Военные врачи всегда пользовались у военных других специальностей большим уважением. Отвечая взаимностью, офицеры медицинской службы отдавали должное стойкости, духу и героизму своих подопечных. Подчиняясь воинским уставам и оставаясь верными клятве Гиппократа, они искусно совмещали в себе человеческую гуманность и служебную субординацию. Любой из военных докторов был готов позволить больным несколько больше, чем позволил бы своим подчиненным полевой офицер.

Столетов носил полковничьи погоны и числился ветераном в отделении старших офицеров. Он был таким же циником и добряком, как и большинство местных медиков. Однако фамильярностей со стороны младших по званию не терпел и в довольно резкой форме ставил таких товарищей на место.

Обернувшись, он не сразу узнал пациента из одноместной палаты. Эта палата, как правило, пустовала. Обустроена она была для генералов, но таковые в Центральный клинический госпиталь не попадали, поэтому в редких случаях в нее заселяли полковников. Основным же контингентом отделения были майоры и подполковники.

— Стоять тяжело, дружище, — поторопил «наглец». — Проводи до кабинета с телефоном. У тебя же есть ключи?..

— Ты вообще кем себя возомнил?.. — начал было Столетов.

Но в эту секунду они двинулись к входу в здание, и свет из окна ординаторской упал на бледное лицо раненого.

— Товарищ генерал?! — удивленно пролепетал доктор. — Простите. Я вас не узнал.

— Ничего страшного. Так ты откроешь мне кабинет?

— Вы же лежачий, Андрей Николаевич! Зачем вы встали?

— Ничего-ничего. Прошу, пойдем. Тут же недалеко?

— Кабинет начальника отделения рядом. Вы точно нормально себя чувствуете?

— Да-да, вполне.

— Хорошо, я помогу…

Осторожно взяв раненого генерала под руку, Столетов медленно повел его по внутреннему коридору.

Дозвониться из Афганистана до телефонного абонента, территориально расположенного в Советском Союзе, в представлении обычного человека было делом практически невозможным. Это все равно что, играя в лотерею «Спортлото», угадать шесть номеров из сорока девяти.

Если же человек знал позывные узловых станций связи, а сам был внесен в специальный список, то задача многократно упрощалась.

— Десна? — постучав по рычажкам аппарата, спросил Воронов.

— Десна слушает, — заученно ответила телефонистка.

— Добрый вечер. Два ноля второй. Соедините с Иволгой.

— Соединяю…

В тяжелой эбонитовой трубке послышались щелчки. Затем заспанный голос произнес:

— Иволга слушает.

— Добрый вечер. Два ноля второй из Андижана. Соедините с Пирсом.

— Соединяю…

И снова действие повторилось, в трубке трещало, шипело, щелкало…

— Пирс на связи.

— Здравствуйте. Это Два ноля второй из Андижана. Мне нужен добавочный 53–04.

— Набираю…

— Алле! 53–04?

— Да-да, слушаем вас.

— Два ноля второй из Андижана. Пожалуйста, наберите городской: 949-87-42.

— Минутку…

Все эти хитрые штучки Воронов проделывал, сидя за столом начальника отделения. Хирург Столетов стоял чуть поодаль, наблюдал за пациентом и походил при этом на заядлого футбольного болельщика, следившего за отчаянным рейдом нападающего родной команды. «Забьет или не забьет?» — было написано на его лице.

Забил.