Николай Прокудин: Гусарские страсти эпохи застоя

Прокудин Николай Николаевич

Гусарские страсти эпохи застоя

Книга повествует о далеком провинциальном батальоне и о судьбах офицеров, попавших воевать в Афганистан. Пока в "черновом" варианте. Об ошибках и несовпадениях пишите в комментариях!

Пролог.

Москва - большой город. Самостоятельно сад "Эрмитаж" Никита не нашел бы никогда. Либо объявился там к окончанию ветеранского мероприятия. Все-таки велика столица, бескрайняя, как океан: дома, дома, дома, проспекты, площади, переулки, закоулки...

Но, к счастью, в военной общаге при академии жил старинный приятель, бывший подчиненный по службе в Афгане. Тогда командир взвода, десять лет назад, а ныне большой чин, полковник, слушатель элитного военного ВУЗа.

Вовка "Кирпич", не смотря на то, что стал старшим офицером, как был "Кирпичом" там им и остался. Такой же сорвиголова, шалопут и разгильдяй. Даже язык с трудом повернулся, произнося на вахте: "Где мне разыскать полковника Кирпичина?"

Дежурный по общежитию поглядел на Ромашкина и ответил с ухмылкой:

- Не знаю такого. А-а-а, вам, может, нужен "Кирпич"?

- Ну, "Кирпич", если вы знаете такого, - ответил Никита.

- Знаю, кто ж его не знает! Но я думаю, что с ним сегодня встретиться, не получиться.

- Получится. Мы созванивались, он меня ждет, я издалека прибыл.

- Встретиться с ним, возможно, и сможете, а вот поговорить, вряд ли. Все потому, что его бездыханное тело заносили вчетвером собутыльники поутру, и три часа назад он и "му" сказать не мог. Отметил с группой ветеранов-слушателей, День Победы. К вечеру, возможно, очухается!

- Черт! Как же так! Мы же собирались пойти на встречу однополчан, а он, выходит, начал отмечать еще вчера?

- Выходит, так. Поднимитесь на 12-ый этаж, комната 1291.

- Благодарю, - ответил Ромашкин и начал медленно подниматься по лестнице вверх, потому что лифт не работал. А спешить теперь, собственно, было некуда. Без Кирпича скитаться по столице желания не было, глупо спрашивая у встречных: как пройти, а где это, а случайно не подскажите....

Дверь открыла супруга и после секундной заминки спросила:

- Вам кого?

- М-м-м... Видимо, вашего мужа. Это квартира Кирпичиных?

- Его. Только не квартира, а номер общежития. И этот мерзавец тут не живет, а только ночует. Гад!

- Я не вовремя? Дело в том, что я приехал издалека на торжественное мероприятие - 10 лет без войны. Мое имя Никита. Ромашкин.

- А-а-а, слышала о вас, проходите. Но он спит. Будите, если сможете.

Никита прошел через "предбанник", являвшийся кухней, столовой, коридором и прихожей одновременно.

Войдя в спальню, Никита опешил. Комнату наполнял богатырский храп, который заглушил все остальные звуки, проникающие в открытое окно. Утренняя Москва была немного тише Кирпича.

Вовка валялся поперек двухъярусной кровати, широко раскинув руки и ноги. Правая нога стояла на полу, обутая в туфель, а левая лежала на простыне, но в носке. Огромное тело теснилось на маленьком ложе, которое предназначалось для простого человека, но никак не для такой громилы. Опухшее багровое лицо, полуоткрытый, булькающий грудными звуками рот, один едва приоткрытый глаз. И отвратительное амбре из смеси водочных паров и пива.

- Давно он так пьет? - поинтересовался Ромашкин у супруги "академика".

- Регулярно. То однокурсники, то академики, то ветераны, то какие-то бандиты. Он ведь одновременно, руководит каким-то охранным агентством: рестораны, казино, банки. Не знаю даже, посещает ли Вовка занятия, может просто деньги отдает, чтоб его отмечали в журнале. У-у скотина! Храпит и детям спать мешает!

Только теперь Никита заметил хитрые мордашки двух детей на втором ярусе кроватей: мальчика и девочки. Они с интересом смотрели на гостя, высовываясь из-под одеяла.

- Брысь! - прикрикнула на них мамаша, и карапузы юркнули в укрытия, к стене, накрывшись с головой.

Никита взялся за нос спящего приятеля тремя пальцами и слегка потрепал его. Нос покраснел, Кирпич чихнул и, не открывая глаз, начал отмахиваться своими огромными лапищами, словно отгонял назойливую муху.

- Вовка! Кирпич! Подъем! Рота подъем! Тревога! - громко прокричал Ромашкин, но тщетно, даже храп не приглушился.

- Он не проснется, - с сомнением произнесла жена.

- А мы попробуем по-другому! Кирпич! Духи! Окружают! Кирпич, тревога! Духи! Тащи пулемет!

Спящий слегка приоткрыл второй глаз, а первый так и остался узкой щелочкой. Он бессмысленно окинул взглядом комнату и пробормотал: