Николай Прокудин - Последняя обойма

Воронову нравилось учиться в Академии Генштаба. С виду процесс почти не отличался от тех, что проистекали в Сызранском училище или Академии имени Ю.А. Гагарина в Монине. Но имелось в нем нечто более теплое, человеческое, доверительное. Все преподаватели были в возрасте, носили как минимум полковничьи погоны и имели за плечами громадный опыт. Любое занятие начиналось строго по плану, но минут через двадцать плавно перетекало в свободный формат: вопрос-ответ.

— …Первой страной, которую признали пришедшие к власти большевики, стал Афганистан. Красные эскадроны активно воевали с басмачами в средней Азии, совершали секретные рейды в Афганистан, в 1929 году отряды Примакова, Петрова и Черепанова даже дошли до Мазари-Шерифа, взял Балк, Шаш-Курган, но дальше двинуться не рискнули, — продолжал Шипарев. — Такую же ошибку допустил Леонид Ильич Брежнев. Когда им было принято решение вторгнуться в Афганистан, пуштуны и белуджи в соседнем Пакистане ликовали, ожидая дальнейшего продвижения советских войск. Они воспринимали нас как освободителей, готовых разрушить созданное англичанами искусственное образование, называвшееся «Пакистан». Особенно радовался большой народ — белуджи, готовый открыть нам доступ к Индийскому океану и Аравийскому морю. Их расчет строился на том, что дружественная Советскому Союзу Индия, также ненавидящая Пакистан, поможет своим союзникам. Однако Брежнев и его советники не решились на такой шаг.

— Константин Анатольевич, но ведь Пакистан — ядерная держава! — заметил кто-то из слушателей.

— На тот момент он такого оружия не имел и был весьма ослаблен, — усмехнулся в ответ генерал. — Зато недальновидность и нерешительность нашего руководства позволили превратить Пакистан в террористическую державу с ядерным оружием…

Увы, но даже теоретики-преподаватели академии были в плену иллюзий, далеких от реальности…

Наверное, Воронов вспомнил бы во сне еще парочку знаменательных лекций, но что-то заставило его вернуться в реальность и открыть глаза.

В коридоре послышались шаги. Тихо скрипнув, открылась дверь в палату. На пороге возник командующий ВВС генерал-лейтенант Филатов. Поверх привычной полевой формы он накинул белый халат, в руках хрустел небольшой сверток.

— Не разбудил? — поинтересовался он, войдя в палату.

— Я отоспался здесь на год вперед, — пошутил Андрей, пытаясь принять сидячее положение.

— Лежи-лежи! Я тут целый инструктаж прошел у твоих врачей. Просили долго не беспокоить, — негромко басил командующий. Пододвинув поближе к кровати кресло, Филатов уселся в него и протянул руку: — Ну, здравствуй, герой!

Воронов пожал его крепкую ладонь.

— Здравия желаю.

— Как самочувствие?

— В норме. Дырка в спине зарастет, и попрошусь на врачебно-летную экспертизу.

— Зачем торопиться? Отлежись, залечи раны должным образом, — возразил шеф. Вспомнив о свертке, положил его на тумбочку: — Вот фруктов тебе, кстати, принес. Ешь и поправляйся.

— Спасибо. Леонид Егорович, я хотел спросить.

— Да, слушаю.

— Те разведданные, что я передавал через ретранслятор о передвижении подразделений Масуда, пригодились?

— Еще как пригодились! Благодаря им мы и штаб армии получили объективную картину происходящего в ущелье, скорректировали направление ударов и слегка перегруппировали свои силы. Так что твои старания даром не пропали…

Воронов слушал командующего, смотрел на его усталое лицо и не переставал удивляться своей неспособности правильно оценивать качества людей при знакомстве. Вспомнив свои первые впечатления о Филатове, он незаметно вздохнул: «Как же я в нем ошибался! Абсолютно нормальный мужик — требовательный, но справедливый, по уши загруженный обязанностями, но внимательный к подчиненным».

— Ты извини, долго я у тебя засиживаться не могу. Сам знаешь, сколько у нас в штабе дел накануне масштабной войсковой операции, — засобирался командующий.

— Да, конечно, — согласился заместитель. — Я все-таки постараюсь поскорее отсюда выбраться и подключится к подготовке.

Встав с кресла. Филатов улыбнулся.

— Тебя, Андрей Николаевич, ждет двухнедельный отпуск по ранению, а затем награждение.

— Какое награждение? — опешил тот.

— Ты представлен к ордену «Красного Знамени». Представление я подписал в тот день, когда тебя в бессознательном состоянии привезли в госпиталь. Так что готовься… — командующий помедлил, потом протянул для прощания руку и сказал: — Ты извини меня за тот наш первый разговор. Подумал я тогда, что ты чей-то сынок, блатной, ну и рубанул сплеча. Так что не серчай на старика — не по злобе я.