Николай Иванов - Чеченский бумеранг

В доме повторил процедуру: остановившись у порога, глазами врага постарался спрогнозировать ситуацию в выгодном для него свете. Остался недоволен расстановкой кресел у камина, откатил их к противоположной стене. Вот теперь спиной к дверям сидеть не придется. Поправил и торшер, чтобы свет падал на лицо главного собеседника. К своему креслу, под правую руку, придвинул тумбочку.

В свое время, курируя поставки стройматериалов и продовольствия в Чечню, вылетал однажды туда часа на два. И потом лишь намекнул в МВД о желаемом подарке, как состоялся приказ о награждении именным оружием: кто откажет представителю администрации? Пистолет лучше держать в кармане, но вдруг придется его выложить. Как говорится, дай Бог, чтобы не понадобился, но перестраховки лишней не бывает.

Теперь можно ждать.

Ждать было невозможно.

– Алло, это я. Как жизнь?

– Не скажу.

– Почему?

– Потому что хороша. Но ты же не поверишь.

– Не поверю.

– Выдаю рецепт: я ушел из администрации.

– А-а, тогда без вопросов. Наши кто остался?

– Звякни Семену. Последний из могикан.

– Звякну. Пока.

– Пока всем.

– Алло, Семен? Как жизнь?

– Издеваешься?

– Что, совсем плохо?

– Нет, хорошо.

– Ладно, не обижайся. Сам недавно из этой шкуры. Как там мое, чеченское направление?

– Готовимся к миру.

– Что, победа близка?

– Тут смотря чья победа…

– Не понял. Если к миру…

– Ох, не телефонный это разговор. Одно скажу – смотри за Лебедем.

– Заинтриговал. Пиво давно пил с горла в каком-нибудь скверике?

– О-о-о!

– С меня хвост воблы. В девятнадцать около памятника Кириллу и Мефодию.

– Это будет классно.

Какое же это убожество – служба в Кремле, если у мужика вызывает восторг сама возможность вырваться на пиво! А Павлу Сергеевичу ни о Чечне долбаной, ни о пиве нет заботы. Ему просто нужно скоротать сутки.

Машину брать не стал. И вновь испытал наслаждение от поездки в электричке, толкучки метро. С удивлением узнал цену на жетон и наконец-то увидел новые автоматы при входе. С восторгом рассматривал облепившую стены рекламу, пристально всматривался в людей, пытаясь по выражению лиц определить, каково ныне живется простому смертному. Ведь все они остались в том времени, откуда вырвался сам Павел Сергеевич. И рассматривал, собственно, не их, а как бы себя со стороны, прекрасно зная, что в любой момент может прервать эксперимент по подглядыванию за прошлым. Кажется, это грело больше всего: опуститься до толпы, не рискуя в ней остаться.

И не только ради наслаждения ехал на пиво общественным транспортом Павел Сергеевич. Он прощался с Россией и с собой прежним в ней. Эта мысль еще не стала осознанной, она еще не укрепилась и не подчинила себе вся и все. Но исподволь уже диктовала линию поведения, заставляла по-иному смотреть на вещи, мимо которых еще вчера он пролетал, не обращая внимания.

Куда еще захотелось съездить – это на родной завод. В первые месяцы работы в Кремле, несмотря на жуткую загруженность, он находил время и вырывался к бывшим напарникам. С каким благоговением на него там смотрели! А потом, к сожалению, пошли иные застолья, и, как бы то ни было, вся страна повисла на шее.

Что творится на заводе сейчас? Жив ли он сам, завод? Выстоял ли в суматохе распродаж и приватизаций? Надо было хоть чем-нибудь помочь, когда находился при власти. В то же время интересно посмотреть, с искренним ли почитанием ему кланялись от проходной до кабинета директора. Время позволяло, и Павел Сергеевич пересел на синюю ветку метро.

На «Филях» рядом оказался вонючий бомж, явно намереваясь просить на бутылку. Павел Сергеевич заторопился к выходу, но сзади послышалось:

– А вон и наш ельциноид.

Фраза могла адресовываться только ему, и, хотя не следовало этого делать, Павел Сергеевич оглянулся. Вслед за ним на улицу выходили два угрюмых мужика – слегка знакомых, едва узнаваемых. Значит, они хорошо помнят его…

Ему усмехнулись в лицо, обогнули с двух сторон. Выдавив наружу упругие двери, со всей силой пустили их обратно. Солнечные зайчики от стекол замельтешили у Павла Сергеевича в глазах, но ждать, когда они успокоятся, он не стал. Развернулся, обогнул работавшие на выход турникеты и опустил новый жетон в ненасытную щель турникета входного. Автомат беспрепятственно пропустил его через себя, отрезая путь на улицу. К заводу. К прошлому. И пропади оно пропадом!

С противоположной платформы на него грустно смотрел побитый бомж. И это вместо рукоплесканий и цветов. Называется, встретился с молодостью. Надо было все же ехать на машине и не поддаваться сентиментальности…