Николай Иовлев - Поединок

— Мусорам тебя слить я всегда успею.

Подведя совок мне к самому подбородку и подняв голову повыше, чтобы заглянуть в глаза, Щавель добавляет:

— Умный, значит? Тогда будешь работать с Диспетчером. В одной связке.

Диспетчер — дошлый волчина. Если с кем и отправляться в разведку, так с ним. Что я и совершаю с регулярным постоянством. Диспетчер знает, как добыть бабок, чтоб хватило и заткнуть на время пасть Удаву, и нам на допинг. По завершении очередной операции нам оставляют энную сумму и подбрасывают к Некрасовскому рынку, приглядывая, чтоб не свалили. Там мы затариваемся впрок всевозможной бедой. Бандитская тусовка, в которую некогда входил Диспетчер, держит сбыт наркоты на Некрасовском на долях с азерами и чеченами. Смешно, конечно, но и Диспетчер, довольствуясь ролью простого смертного, вынужден платить своим же бывшим коллегам — по ломовым прайсам, не говоря уже обо мне.

Диспетчер — смелый, волевой, умный да и сильный человек. Даже его внешний облик, довольно, кстати, привлекательный, излучает некую невидимую, но вполне ощутимую энергию. Биотоки, что ли. Интеллект же для бандита у Диспетчера просто феноменальный. Хотя, наверное, бандит не обязательно должен быть тупым. К тому же у каждого из них — свои задачи, и у кого-то — как раз умственного характера. Не всем кулаками да стволами работать. Кому-то и головой.

За что на Диспетчера обрушился гнев братвы, он не рассказывает, хоть я и пытал его пару раз об этом. Говорит — за дело. Мне кажется, уже одна его кличка даже непосвященному должна поведать о многом. А собственные потери и подвиги, хоть он ими и не интересовался, я живописал ему сам. Мне кажется, узнав о моей жизни, Диспетчер проникся ко мне некоторой симпатией. Во всяком случае, мне бы очень этого хотелось.

На пару мы торчим в основном на коксе, хотя иногда для разнообразия и смены ощущений — чтобы не замылить их до крайности — соскакиваем на какое-нибудь шмыгалово. Запастись им нам дают в ограниченных объемах — чтобы хватило недели на две. А потом, если Диспетчер к этому времени еще не придумал очередной темы, его начинают напрягать. И тогда он, вмоловшись героином высшей очистки, под которым, по его словам, мозг работает с максимальной продуктивностью, несколько часов изобретает новую тему. А затем мы уже вместе моделируем варианты ее пробивания.

Нас охраняют день и ночь внушительной внешности быки. Спим мы под замком в подвальном бункере без окон на сносных тахтах. Сортир, душ, телевизор, любые — на заказ — газеты и книги, вполне терпимая жратва без ограничений.

На боевые в полном смысле этого слова операции мы выезжаем под присмотром, а иногда и под прикрытием настоящих головорезов. У них, мы предупреждены, приказ: валить нас в случае попыток бегства, при подозрительном поведении и непредвиденных обстоятельствах.

А жить нам пока еще не опостылело. Обращаются с нами нельзя сказать чтобы хорошо, но уж получше, чем в тюряге. Точнее сказать — никак не обращаются: ни хорошо, ни плохо. Нейтрально. Правда, гулять не выводят. Так что наркотики заменяют нам все прочие жизненные удовольствия. Зато как! Ни одно из этих удовольствий не встанет рядом с ними и близко!

Первое наше совместное лиходейство оказалось, в сущности, провальным. Нет, нас не скрутили на месте его совершения, да только предполагаемой суммы — даже близко — мы не выручили. Диспетчер оправдывал осечку напрягом, с каким на него наседали костоломы, требовавшие немедленных и решительных действий по добыванию денег. Мол, беспрестанно побуждаемый к этим действиям, да еще и оглушенный первыми — самыми жаркими и сладкими — дозами кайфа, он не мог придумать ничего более путного. А выдумал он — и мы воплотили его план в действительность — следующее.

Накануне, затребовав у наших сторожей телефонную связь — что не возбранялось, если было подчинено делу, — и получив сотовую трубку, через «09» Диспетчер узнал номер Театра Товстоногова, где играют сливки питерских мастеров сцены. Позвонил туда и, представившись московским драматургом с какой-то еврейской фамилией, напросился на встречу с завлитом или кем-то там еще, чтобы, по его выражению, именно в очной беседе рассказать о достоинствах своей новой пьесы. Встреча была назначена на послерепетиционное и послеобеденное время следующего дня.

Поутру, первым делом загрузившись коксом, приободренный Диспетчер позвонил в театр, чтобы уточнить, в котором часу начинается и когда заканчивается репетиция, и «распорядился» подать машину с пустым багажником. С собой мы прихватили доставленные по требованию Диспетчера холщовые мешки — под картины и прочее добро, связку отмычек, фомку и баллончик с нервно-паралитическим газом.