Николай Иовлев - Поединок

Несколько часов торчу в стылой камере на первом этаже.

Не в силах обуздать напряженное волнение, хожу по периметру камеры, лишь изредка останавливаясь и бессмысленно глядя на письмена, оставленные предшественниками. Что же будет со мной, что же со мной теперь будет? Дадут ли последнее слово, а если дадут — что от него толку, ведь оно — перед оглашением приговора, предваряет его, а это значит, что приговор, по сути, будет уже вынесен или по меньшей мере уже созреет в жабьей голове. Если уже не созрел. А может, он давно предначертан, мой приговор? А судья, прокурор и даже адвокат — одна команда, работающая на… На кого? Да уж конечно — не на правосудие. Адвоката купить — раз плюнуть, это и без того чуть ли не прямая его обязанность — работать за деньги. Прокурор — набитый идиот, а судья… Не знаю, куплена ли судья, но адвокат точно куплен. И далеко не мною. Ловко они меня провели!..

Адвоката уже нет в зале. Мавр сделал свое дело — и удалился. Что ему еще тут осталось — выслушать приговор? Так он его и без того знает. В общих чертах. Мое последнее слово?

— Подсудимый, в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса вам предоставляется последнее слово.

Неужели действительно выслушают? Просто не верится… Нерешительно — от недоверия к услышанному — поднявшись в своей загородке-бастионе, обесцвеченным от волнения голосом начинаю:

— Уважаемые граждане судьи и все присутствующие! В первую очередь хочу попросить у всех вас извинения за свое недостойное поведение во время заседания суда. Этот срыв вызван моим нервным состоянием. Это, конечно, меня не оправдывает, но, может, мое положение хоть немного станет вам понятным, если вы согласитесь выслушать меня на этот раз до конца. — Начальные эти слова тщательно мною продуманы и выверены. Пусть не думают, что имеют дело с психопатом. И не перебивают. Ну а теперь — импровизация на заданную тему. — Дело в том, что покушения, которые здесь, на суде, рассматриваются — это следствие другого преступления, о котором я пытался рассказать и здесь, и на следствии. Речь идет об убийстве. Убийстве близкого мне человека.

— До какой степени близкого? — вклинивается судья. Осекаюсь. Кем для меня была Настюха? Больше чем просто кем-то. Всем. Но как объяснить это въедливой Жабе? — Вы состояли с этим человеком в родственных отношениях? — донимает судья.

— Нет.

— Тогда в каких?

— Официально — ни в каких. Она была моей невестой.

— Вы подали заявление в ЗАГС?

— Нет, но собирались. Да, еще… Она была беременна…

— Хорошо. Продолжайте.

— И ее убили.

— Кто?

— Бандиты.

— Вы их знаете?

— Да, знаю.

— Тогда почему вы не обратились с заявлением в милицию? Или, может быть, обратились?

— Да, обратился. То есть… Я не успел. Меня арестовали.

— Тогда почему вы не рассказали об этом следствию?

— Следователь объяснил мне, что по факту убийства не возбуждено уголовное дело, а раз так, то убийство это невозможно расследовать.

— Но почему дело не было возбуждено?

— Потому что прокуратура не дала разрешения. Тело убитой не было найдено.

— Понятно. Тогда почему вы решили, что потерпевшая была убита?

— Я видел это сам. Убийство произошло на моих глазах.

— Тогда вам необходимо было указать следствию место преступления. Какие-нибудь следы, пятна крови, другие улики могли обнаружиться. Убийств, не оставивших следов, не бывает. Почему вы не показали следствию место преступления?

— Я не смог его найти.

— Почему?

— Это было за городом. Я не смог узнать это место.

Над залом нависает тягостное молчание. Судья в течение нескольких секунд смотрит мимо меня, словно обдумывая решение, и наконец объявляет:

— Подсудимый, ваше сообщение не может быть принято судом к рассмотрению. Его можно было бы выделить в отдельное судопроизводство при наличии достаточных оснований. В данном случае таковых не имеется.

— Но я могу найти убийц, я знаю, где их искать!

— У вас имеются какие-нибудь прямые доказательства совершения ими преступления?

— Прямых — нет. Но есть мотив. Они отняли у нас деньги за проданную квартиру!..

— Суду нужны конкретные доказательства, а не голословные обвинения. У вас они есть? — Над залом опять повисает тишина. Господи, неужели это конец? Но что я еще могу сделать, что? Неужели — ничего? Ничего. Ни-че-го. — В таком случае, подсудимый, вам предоставляется последнее слово по существу предъявленных вам обвинений.