Андрей Воронин - Банда возвращается

Генерал Щербаков счел необходимым прояснить ситуацию:

— Вам предъявлено обвинение в убийстве Виктора Смоленцева. Хотите что-нибудь заявить по этому поводу?

Бледное лицо Глушко вытянулось:

— Я всю ночь заявлял по этому поводу: я не убивал Виктора, даже не разговаривал с ним, не тащил тело в туалет, не ломал ему шею. Я встал с кресла, когда Смоленцев вошел, потушил сигарету и вышел. Все! — по мере того, как подследственный говорил, голос его становился все громче.

Щербаков строго сдвинул брови:

— Спокойно, Глушко. Криком делу не поможешь. А разобраться в этом деле в первую очередь — в ваших интересах… — он переложил с места на место приготовленные заранее листки. — Будем считать, что на изрядную часть наших вопросов вы уже ответили, так что времени мы сэкономили порядочно. Остальное время давайте потратим на деловую беседу.

Глушко обиженно поджал губы:

— О том, как меня угробить?

Щербакову совсем не нравился его тон:

— Давайте сразу договоримся. Мы будем исходить из того, что нас интересует именно ваша версия, что мы вам полностью верим.

— Презумпция невиновности? — щегольнул альбинос с едкой ухмылкой; он был явно настроен встречать в штыки всякого представителя власти; должно быть, Кожинов накануне пропустил-таки его через мясорубку.

Генерал проявил выдержку:

— Вот и давайте проработаем вашу версию в подробностях. Ведь важно и ваше видение. А мы потом найдем время и проверим версию на прочность.

Глушко вдруг начал ерничать:

— Покуда меня самого проверяют на прочность. Вчера уже были проверяльщики… И потом… вы думаете в этих стенах профилакторий? — он судорожно проглотил слюну. — Повеситься, что ли? Такой вариант всех устроит?

Щербаков взглянул на него хмуро:

— Самоубийство подследственного в таком громком деле — верное разжалование начальнику тюрьмы. Так что стеречь вас от таких действий будут внимательно, будьте уверены. Без разрешения головы не повернете.

Глушко, видно, еще не задумывался об этом:

— Значит, и подохнуть не дадите.

— Не раскисайте, вы всего один день в камере.

— Спасибо, успокоили, — у подследственного в глазах блеснуло отчаяние.

Бондарович решил вернуть разговор в рамки интересующей темы:

— Кто был в коридоре, когда вы вышли из курительной комнаты, оставив в ней Смоленцева?

Глушко постарался взять себя в руки:

— Не помню… Кажется, никого.

Генерал Щербаков пытался помочь:

— Вспоминайте, Глушко, восстанавливайте события в памяти, как картину… Вы выходите и идете по направлению к пропускному пункту. Направо вы вряд ли посмотрели, но кого вы видите перед собой?

Глушко оценил участливое отношение генерала и несколько успокоился:

— Коридор был совсем пустой. В холле стояли какие-то мужчины…

Щербаков заметно оживился:

— Сколько?

— Двое… — подследственный напряг память. — Да, пожалуй, двое…

Бондарович сделал отметку в блокноте:

— Как они выглядели?.. Я понимаю, что такие мелочи не всегда запомнишь; особенно, если только что встретил в курилке человека, с которым — «в контрах»… Но ведь сама обстановка — Кремль все-таки. Не думаю, что вы в Кремле частый гость…

Глушко пожал плечами:

— Пожилые, в хороших костюмах…

Щербаков зацепился:

— Опознать сможете?

— Вряд ли.

Генерал Щербаков перевернул очередной лист бумаги:

— На проходной кто-нибудь был?

— Да, человека три. Не помню в точности, они о чем-то разговаривали…

Но Щербакова интересовало другое:

— Они смогут подтвердить, что вы выходили в одно время с ними?

Глушко ответил как-то подавленно:

— Вряд ли…

Бондаровича озадачил такой ответ:

— Ну, почему, у вас характерная запоминающаяся внешность. Я бы непременно запомнил.

Глушко равнодушно пожал плечами:

— Тогда может быть. Хотя, насколько я помню, они на меня не смотрели прямо.

— Что ж из того! Чтобы узнать человека, не обязательно смотреть на него прямо. Бывает достаточно и так называемого бокового зрения…

Тут Щербаков заметил со вздохом:

— Если быть откровенным, это вряд ли вам поможет.

Подследственный насторожился, посмотрел на генерала вопросительно.

Щербаков продолжал:

— Дело в том, что по прикидке, — хотя следственный эксперимент еще не проводился, — на все действия преступника потребовалось очень мало времени: минута-полторы-две. Это играет против вас, алиби обеспечить очень трудно.

— Понимаю, — Глушко явно был утомлен и, должно быть, воспринимал все, как в тумане.