Андрей Воронин - Банда возвращается

— В первую очередь — допрос подозреваемого. Затем опрос участников совещания, которые выходили последними. Беседа с сотрудниками телестудии — надо выяснить историю взаимоотношений Глушко и Смоленцева… — Бондарович, тоже откинувшись на спинку стула, как бы передразнивая генерала, перечислял пункты по пальцам.

— Хорошо, — генерал что-то записал себе на отдельный листок, — теперь давай впечатления.

Бондарович, испросив разрешение, закурил.

— Первым делом в Кремле меня попытался завербовать Поливода. Хотел ежечасных докладов напрямую.

По-видимому, существует открытое и скрытое соперничество между Кожиновым и Секретарем СБ.

— Что ты ему ответил?

— Отослал по инстанции, — Банда сказал это с такой интонацией, с какой отсылают «на три буквы». — Он пообещал произвести меня из майоров в капитаны.

Генерал Щербаков ухмыльнулся:

— Раз сказал — сделает. Мужик твердый. Что еще?

Бондарович вытащил из кармана маленькую коробочку и положил на стол:

— Вот это я извлек из своего домашнего телефона.

— Так это, может быть, наш жучок стоял.

— Я застукал «телефониста» во время установки прибора, — Бондарович чуть не покраснел, когда пришлось вслед за этим признаться:

— Задержать, к сожалению, не сумел, он подготовлен лучше меня.

— Не пострадал?

— Синяк на ноге, этот парень не собирался причинять мне вред, вывел на время из строя нервно-паралитическим газом.

Щербаков нахмурился:

— Я не отдавал приказа прослушивать тебя, так что это, видимо, работа Кожинова. Оперативно, — генерал покачал головой и на минуту задумался, поглядывая на «жучок». — Но раз «телефонист» вел себя в рамках приличий, то копать этот факт не будем, некогда. Как полагаешь?

Александр согласился:

— Я не стал вызывать ночью бригаду.

— Правильно. Что еще?

— Привет вам передавал, — Бондарович на секунду запнулся, — Прокофий Климентьевич.

Щербаков оживился:

— Старик Орлов? Вот это ты хорошее знакомство свел.

А говоришь, никаких результатов! С Прокофием познакомился — считай, тебя Бог отметил, — генерал не стал скрывать улыбку. — Как ты к нему умудрился попасть?

— Его внучка, Виктория Макарова, была назначена Кожиновым для координации действий с нами… Она и познакомила меня с дедом…

— Ты ее сразу так обаял? Ловок!.. Как поживает старик? Он еще меня учил следственной практике, а потом помог с кандидатской диссертацией.

— У него плохо с легкими. Сам не передвигается.

— А ум небось до сих пор на месте?.. Надо бы его навестить. Ладно, — подвел черту генерал, — слушай теперь меня. Генерал Кожинов надавил наверху, чтобы тебя вывели из следственной бригады. С завтрашнего дня ты отстраняешься от этого дела. Так что, считай, твоя просьба удовлетворена. Но сегодняшний день у тебя еще есть.

Радуйся.

— Радуюсь.

— В Кремле больше не показывайся, они с тобой разговаривать не будут. Сейчас мы вдвоем отправляемся допросить Глушко. После допроса решим, куда тебе следует двигаться в первую очередь.

Банда поднялся со стула:

— Ясно, товарищ генерал.

— Сегодняшний день — твой, постарайся накопать побольше полезной информации, — Щербаков говорил с ним примерно так, как говорил де Тревиль со своими мушкетерами. — Поехали, по дороге прочитаешь протокол допроса подозреваемого Кожиновым и экспертизу.

Виктория Макарова, 10 часов утра, 24 марта 1996 года, технический отдел.

Выйдя из кабинета Елены Монастырской, где Виктория пробыла вместо отпущенных ей десяти минут больше получаса, молодая женщина направилась во двор и присела на лавку.

Прежде чем пойти на доклад к Кожинову, Макаровой следовало хоть немного прийти в себя, собраться с мыслями. В костюме было холодно. Хотя снег уже сошел, но конец марта в Москве — не лучшее время для прогулок.

С неба сыпалась мелкая морось, из-за угла порывами налетал пронизывающий ветер, бросая холодные капельки в глаза.

«Тушь может потечь», — с беспокойством подумала Виктория, но не двинулась с места, а только постаралась отвернуться от порывов ветра. Она закурила, пару раз щелкнув зажигалкой, достала платок и аккуратно вытерла лоб. Платок вымок, но не от мороси, а от выступившего пота.

Виктория прекрасно отдавала себе отчет в том, какую цену может заплатить за сегодняшнюю самодеятельность.

Следовало сообразить, как использовать опасную информацию, которую она сумела добыть в кабинете у Елены, — добыть на свой страх и риск. Слова Елены о том, что Смоленцева ожидал Президент, Виктория вспомнила только у Принцессы в приемной, когда размышляла о ситуации и готовилась к беседе. Поэтому Кожинову об этом нюансе ничего не было известно, и здесь Виктория чиста — не подкопаешься.