Андрей Воронин - Банда возвращается

— Чье это было поручение?

— Принцессы.

— А Кожинов отдал свой приказ о наружном наблюдении…

— …после того, как я доложила ему о поручении, — закончила фразу Виктория.

Старик убежденно покачал головой:

— Здесь я не вижу ничего удивительного, — он просто мог посчитать нужным проследить, с кем Смоленцев отправится обсудить свою «заявку».

— Ты прав, дедушка. Но после убийства все смотрится по-другому…

— Конечно. Однако можно увлечься и искать связи там, где их никогда не было. И в помине. Правда и то, что еще опаснее не заметить связи между «случайными» событиями, — старик серьезно взглянул на внучку. — Короче говоря, у тебя есть подозрения, что это убийство было умело подготовлено и является провокацией или ударом?

— А как еще думать? — шепотом спросила Виктория.

Старик причмокнул губами:

— Кто мог подготовить акцию такого уровня и каким способом?

— Над этим я и ломаю голову.

— И единственное, что в нее приходит, девочка, это то, что никто в Кремле не владеет ситуацией настолько, чтобы провести такую акцию и выйти сухим из воды. Так?

— Так.

— За одним исключением… Ты, разумеется, думаешь о Кожинове, и это тебя мучает?

Виктория сидела на постели рядом с дедушкой, Ольга Борисовна не мешала им разговаривать, хлопотала на кухне.

Прокофий Климентьевич продолжил, не дождавшись ответа:

— А что говорят данные прослушивания и видеослежения? Кожинова ведь и назначили вести расследование из-за того, что эти пленки никому нельзя давать в руки.

— Не знаю, их видит только он, — глаза девушки блестели в полумраке. — Кассеты были сразу же изъяты — первым делом, — здесь Виктория припомнила:

— Есть еще такой момент: на допросе Глушко предъявили ручку, которую он якобы потерял во время перетаскивания трупа. Но я участвовала в осмотре места преступления и никакой ручки там не видела. Это откровенная фальсификация. Зачем она Кожинову? Я этого не понимаю, — следовательно, у меня нет уверенности…

Прокофий Климентьевич резонно рассудил:

— Если на основании данных электронного шпионажа Кожинов с абсолютной точностью установил преступника, то какая разница, что он предъявит на суде в качестве доказательств. Ведь пленки… сама понимаешь.

— А если все же…

— А вот это полезнее выбросить из головы, — довольно резко перебил Викторию дедушка. — Насколько я помню, не тот он человек. А человек в основе своей на протяжении жизни не очень-то и меняется, поверь… — тут он заговорил громче:

— Позови, будь ласкова, Олю, пусть заварит липы, попью перед сном. А то что-то худо себя чувствую.

Виктория не стала звать, пошла сама.

На кухне оказалось, что липа давно настаивается и ждет своего часа.

Виктория подала дедушке чашку:

— Спасибо тебе за тестирование майора.

— А, пустяки, — отмахнулся дед.

— Как он тебе глянулся?

— Глянулся, — последовал твердый ответ. — Это боевой офицер, который сам лезет под пули. Можешь посмотреть в папках, там было несколько упоминаний о нем. Я вспомнил это несколько погодя.

— Вот как? — приятно удивилась Виктория.

— Да. Бондарович — не очень расхожая в России фамилия. Друзья его именуют — Банда…

— Банда? Вот уж никак не подходит! Он может быть таким галантным кавалером. И спокойный… А Банда — это такой, что на месте не сидит.

— Вот именно! — согласился дед. — Такой этот парень и есть. Он еще в РУОПе досрочно получил очередное звание.

Виктория не ответила, задумалась. Потом как будто спохватилась, сорвалась с места:

— Ой, правда, надо посмотреть, что у тебя есть. Ты — лучший в Москве справочник. Что бы я без тебя делала? — Виктория, удобно устроившись возле картотеки, заметно оживилась и нашла возможным подпустить деду немного лести — приятное слово порой действует не хуже лекарства.

— Занималась бы спортом, а не интригами, — искренне посоветовал старик. — И нечего тратить на бумажки время, поспи лучше.

— Да, да! Сейчас…

Прокофий усмехнулся:

— Майору твоему лучше держаться от этого дела подальше. Не годится парень для него. Он, конечно, не Дон-Кихот, на мельницу не будет наскакивать с копьем, но обязательно постарается сам разобраться в ситуации, прежде чем принять решение. Как и всякий уважающий себя самостоятельный человек. А любое самостоятельное действие закончится для него очень печально, — Прокофий Климентьевич вздохнул. — Какое ты к нему имеешь отношение, девочка?

— Я назначена опекать его.