Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

— Как у нас тут, все в порядке? — спросила она.

— Все замечательно, — ответил я.

— Хотите принесу чай или кофе?

— Кофе? С удовольствием, — ответил я. И обернулся к бабушке. — Бабуль, ты будешь чай или кофе?

— Я чай не пью, — ответила она.

— Все равно принесу и ей, — с улыбкой заметила санитарка. — Всегда говорит, что не пьет чай, но при этом выпивает чашек шесть-семь в день. Молоко, сахар?

— Да, — кивнул я. — Один кусочек сахара, пожалуйста.

Голова исчезла, дверь затворилась.

— Мне нравится Джули, — сказала бабушка.

— Это она и была? — спросил я, но бабушка не ответила. Снова уставилась в окно. Я взял ее руку, погладил.

Мы тихо сидели какое-то время, затем снова появилась санитарка, с подносом и двумя чашками.

— Вы Джули? — спросил ее я.

— Нет, я Лаура, — ответила она. — Но у нас тут есть одна Джули, и ваша бабушка всех называет Джули. Мы не против. Я откликаюсь на любое имя, — она рассмеялась. — Вот, пожалуйста, миссис Тэлбот, ваш чай, — сказала Лаура и поставила поднос на столик рядом с ее креслом.

Мне было приятно, что рядом с бабушкой находятся такие заботливые люди.

— Спасибо, — сказал я.

— Если что понадобится, зовите. — И Лаура указала на красный шнур, свисающий вдоль стены рядом с кроватью. — Сейчас она в порядке, но вдруг понадобится сводить в туалет или что еще. Иногда она бывает очень нетерпелива.

— Спасибо, — еще раз сказал я. — Буду иметь в виду.

Я сидел и не спеша пил кофе. Бабушкин чай остывал на столике.

— Вот, бабуль, — сказал я и придвинул к ней чашку. — Пей, а то совсем остынет.

— Я чай не пью, — ответила она, однако все же взяла фарфоровую чашку тонкими костлявыми пальцами и стала пить. Чашка быстро опустела, я забрал ее и поставил на поднос.

— Бабуля, — сказал я. Она продолжала смотреть в окно. — Бабушка, — повторил я чуть громче и потянул ее за руку.

Она медленно обернулась ко мне.

— Бабуль, можешь рассказать мне о моих родителях? О Питере и Трише? — Мне не казалось странным, что я называю папу и маму по именам. Ведь мамы и папы у меня никогда не было, были только бабушка и дедушка.

Она смотрела прямо мне в глаза, и по взгляду я понял — снова настало помутнение сознания. Я испугался, что потеряю последний шанс, потеряю ее. Даже в лучшие моменты задавать ей вопросы и получать ответы было нелегко. А в нынешнем состоянии — невозможно.

— Бабушка, — уже настойчивей повторил я, — расскажи мне о Питере и Трише.

— Питере и Трише? — Она вдруг словно проснулась.

— Да, бабуль. О Питере, твоем сыне, и Трише, его жене.

— Просто ужасно, — пробормотала она и вновь отвернулась к окну.

— Что ужасно?

— То, что он с ней сделал, — ответила она.

— А что он с ней сделал? — спросил я и снова потянул за руку, чтобы привлечь внимание.

Она обернулась ко мне.

— Он убил ее, — медленно произнесла она. — Он ее убил.

— Тришу?

— Да, — сказала она. И посмотрела прямо мне в глаза. — Он убил Тришу.

— Но за что? — спросил я. — Почему он убил Тришу?

— Из-за ребенка, — ответила она.

— При чем тут ребенок? — воскликнул я. — Почему надо было убивать ее из-за ребенка? — «Наверное, — подумал я, — отец убил маму, потому что ребенок был не от него».

Бабушка продолжала смотреть мне в глаза.

— Он и ребенка тоже убил, — добавила она.

— Да, понимаю. А чей был ребенок?

— Триши, — ответила она.

— И Питер был отцом?

— Питер убежал.

— Да, я знаю. Питер убежал потому, что убил Тришу. Но был ли Питер отцом ребенка?

В глазах ее снова промелькнуло недоумение.

— Это не Питер, — медленно произнесла она. — Это Тедди. Это он убил Тришу.

Я замолк, затем решил, что она что-то путает.

— Нет, — сказал я. — Конечно, это Питер убил Тришу, правильно? Поэтому и убежал.

— Тришу убил Тедди. — Она произнесла это отчетливо и громко. Похоже, что ничего она не напутала.

Я сидел, точно громом пораженный. Так, значит, убийцей был не отец, а дед.

— Но почему он ее убил? — в отчаянии пролепетал я.

— Из-за ребенка, — все так же отчетливо произнесла она. — Твой дед был отцом этого ребенка.

«О боже», — подумал я. Нерожденный младенец мамы, девочка, которая могла стать моей младшей сестренкой, одновременно доводилась мне тетей.

Я просидел с бабушкой еще час, пытаясь сложить воедино фрагменты этой печальной истории. Пытаться извлечь мало-мальски точные детали из ее замутненной памяти было равносильно сборке кубика Рубика с закрытыми глазами. Прежде я не только не видел общей картины, я далеко не был уверен, что сумею разгадать эту головоломку вообще.