Дик Фрэнсис - Пятьдесят на пятьдесят

— Ну будет, будет, успокойся. — Я стал поглаживать ее по волосам. — Что бы он там ни сказал, не принимай близко к сердцу. — Она промолчала. Я продолжил: — Наверное, он сказал, что это я виновник всех твоих проблем и что тебе было бы лучше расстаться со мной и переехать жить к нему и матери.

Она резко выпрямилась, посмотрела на меня.

— А ты откуда знаешь?

— Потому что он всегда это говорит. Не обращай внимания. Он не прав, и плевать нам.

— Знаю, что не прав, — сказала она. — Так ему и сказала. Вообще-то я сказала ему, что это он причина всех проблем, а вовсе не ты.

— И, готов побиться об заклад, это ему не понравилось, — усмехнувшись, заметил я.

— Нет, не понравилось, — ответила она и тоже засмеялась. Потом взяла салфетку с тумбочки, вытерла глаза. — Он сказал, что лишит меня наследства, вычеркнет из завещания, если я не прислушаюсь к «голосу разума». Именно так и выразился.

— Очевидно, прислушаться к «голосу разума» означает в его понимании развестись с букмекером, — заметил я.

— Да, — сказала она, смеясь и плача одновременно. — А я в ответ сказала: пусть засунет себе это завещание в задницу.

— Умница девочка, — сказал я и еще крепче ее обнял.

— А потом эта чертовка Элис тоже внесла свою лепту. — В глазах Софи вновь вспыхнула злоба. — Начала соглашаться со старым дураком. Ну, я и задала ей перцу, доложу тебе!

— Но мне всегда казалось, я нравлюсь Элис?

— Думаю, да, — ответила Софи. — Но она так боится старого тирана, что и полслова поперек ему не скажет.

Так, значит, Элис было вовсе необязательно надевать туфли с железными набойками, подумал я. Скорее мягкие и пушистые розовые шлепанцы.

— Так, значит, ты и с Элис тоже поссорилась? — спросил я.

— Похоже на то, — ответила она.

— Она еще здесь?

— Внизу, на кухне, — ответила Софи. — Но сказала, что сразу уедет домой, как только ты появишься.

— Ты хочешь, чтоб она уехала? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Нет. — Настала пауза. — Сама не знаю, чего хочу.

— Пойдем-ка вниз и выпьем с Элис по бокалу вина, — предложил я. — С бокалом вина все предстает в другом свете.

— Я, пожалуй, тоже выпью, совсем немножко, — сказала Софи.

— Вот и замечательно. — Мы спустились вниз и обнаружили Элис на кухне, как и предполагалось. Она так и кипела от злости. И уже открыла было рот, собираясь что-то сказать.

— Стоп, не надо, — быстро произнес я. — Не говори ничего, о чем потом пожалеешь.

Она закрыла рот.

— Вот и хорошо, — заметил я. — А теперь давайте выпьем.

Я подошел к холодильнику, достал бутылку белого вина, откупорил, наполнил три бокала. Потом сел за кухонный стол, и сестры ко мне присоединились.

— Вот и славно, — повторил я. — Итак, все мы знаем, что ваш папаша полный идиот. — Тут Элис снова открыла рот, собираясь что-то сказать, но я взмахом руки ее остановил. — Но далеко не такой идиот, когда ставит перед собой задачу всех рассорить.

— Но… — начала было Элис.

— Послушай, — перебил ее я. — Обе вы, должно быть, наговорили сегодня друг другу вещей, которых не стоило говорить. Обе обижены. Но это можно остановить прямо сейчас, было бы желание. Так что давайте выпьем вина и возьмем минуту на размышление.

И я приветственно приподнял бокал за ножку. Софи сделала то же самое. Элис нехотя последовала нашему примеру.

— Ваше здоровье, — сказал я. И мы с Элис отпили по большому глотку, а Софи лишь пригубила. — Вот так-то лучше, — заметил я. — Ну что, мы снова друзья?

Девушки не ответили, просто каждая отпила еще по глотку.

Напряжение сразу спало. Элис рассмеялась.

— Ты никогда не хотел заняться дипломатической работой? — спросила меня она. — Уверена, сразу бы установил мир на Ближнем Востоке.

— Без шансов, — ответил я. — Арабы не пьют.

И все мы трое дружно рассмеялись этой моей не слишком удачной шутке.

Похоже, что в доме на Стейшн-Роуд вновь установился мир, в отличие от сектора Газа. И я был этому рад. Мне не хотелось, чтобы Элис уехала домой раньше понедельника.

В пятницу в три часа дня я сидел в часовне при крематории в Слоу, и вот мимо меня четверо мужчин пронесли гроб с телом отца и поставили на покрытый тканью катафалк.

Вошел священник в белом стихаре поверх черной сутаны, встал за кафедрой.

— Вы сын? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Ждете кого-то еще?

— Нет.

— Хотите что-нибудь сказать об усопшем? — спросил он.

— Нет.

— Хорошо. Тогда начнем.

Двери в задней части часовни со скрипом отворились. Я обернулся. Вошел сержант Мюррей, сел на скамью в двух рядах от меня. Я кивнул ему, он ответил тем же. Затем я обернулся к священнику, он уже принялся за дело: