— Со всеми надо уметь дышать! — поддержал Шакал довольно.
— Фартовый фартовому помогать должен и делиться всем! Как Тетя со мной, а я с кошкой! Значит, я готовая законница!
— А кошка, что кент? С законниками надо делиться всем!
— Ага! Если я с Боцманом делиться должна, пусть он, зараза, мою хамовку не отбирает. На жратве западло обжимать даже пацанов. А он, если меня достать не может, слабак в яйцах, всю хамовку у меня забирает. И я с ним делиться не буду! Когда вырасту, за все тряхну, паскуду! — пригрозила зло.
У Боцмана от этого обещания мурашки по спине побежали.
— Фартовые должны навар от дел отдавать в общак полностью и дышать на долю, какую отвалит пахан! Я так и дышу! — сказала Капка, добавив:
— А мою долю Боцман и Таранка хавают!
— Задрыга! Все мы так же в малинах канали, пока не стали законниками! — успокоил Пижон девчонку. А Тетя сунул ей в руку большую конфету.
— Твой положняк! Грызи!
Задрыгу взялся готовить Глыба. Но так получалось, что в ее обучение были втянуты все кенты. Все, кроме Боцмана и Таранки, каких Задрыга стойко не признавала.
Когда Черная сова уезжала из Минска, Капка по-необычному тепло простилась с хозяйкой дома, приютившей их. Капка надеялась вернуться сюда хоть ненадолго, чтобы еще раз встретиться с Мишкой-Гильзой.
Пахан, как поняла девчонка, решил поначалу разделаться в Ростове с лягавым — кентом Седого. А уж потом и самого достать.
Шакал специально ходил к Медведю, чтобы тот разузнал через законников, где приморился бывший пахан. Шакал упросил маэстро прицепить к Седому «хвост», чтобы, вернувшись из Ростова, не искать того по городам и весям.
Малина Шакала, обговорив с паханом каждую мелочь, возвращалась в Брянск — к делам. Фартовые решили, что пахан и сам спокойно разделается с лягавым. Тут ему кенты в обузу. А чтобы не терять время, законники хотели пополнить общак, обкатать, проверить в деле новых законников, скорее притереться друг к другу.
К тому же, появляться в Ростове такой кучей было небезопасно. Не только милиция, а и местные фраера, могли засветить подозрительно большую компанию.
Конечно, отпускать пахана в Ростов совсем одного законники не решились и уговорили Шакала взять с собой на выбор двоих кентов.
Шакал долго не думал. Взял Задрыгу и Глыбу. Вместе с ними он вернулся в Ростов холодным, туманным утром.
Капка продрогла в поезде и едва поспевала за кентами. шмыгая носом, едва волоча ноги. У нее болела голова. Но она помнила сказанное Глыбой неписанное правило:
— Законник, покуда дышит, никогда не должен говорить или отмаливаться от дела из-за болезни. Он — всегда здоров И Задрыга шла, убеждая себя, что она вовсе не больна. Ее уже душил кашель, чох. Но девчонка зажимала нос и рот. Решив держаться достойно, не жаловалась.
Пахан и Глыба не обратили внимание на состояние девчонки. И решили этой же ночью убить мента, подкараулив его возле дома.
Задрыга должна была следить за проезжей частью дороги. И, как только покажется машина, предупредить фартовых криком совы — трижды. Сама же, не высовываясь, дождаться развязки. И вместе вернуться в хазу.
Глыбе пахан велел стремачить двери дома, не подпустить к ним мента. Все остальное взял на себя Шакал…
Сумерки наступили быстро. Шел мокрый, липкий снег. Фартовые не любили такую погоду. На мокром снегу долго держались следы. Законники избегали ходить в дела в такую слякоть. Но пахан спешил…
Едва темнота скрыла из вида лица прохожих, Шакал повел Задрыгу и Глыбу к дому лягавого.
Капка видела, как перескочив забор, спрятался Глыба, слился с чернотой двери. Теперь его не увидеть, не разглядеть. Будет сидеть не шевелясь до самого приезда мента.
Тихо юркнул в калитку Шакал. Прижался к забору накрепко. Держит на слуху каждый шорох за оградой. Знает, вот-вот вернется хозяин. Сегодня он не должен войти в дом своими ногами.
Тихо вокруг. Так тихо, что страшно становится. Смерть караулит жизнь. А может, наоборот? В такой жуткой ночи дурные мысли сами лезут в голову. И Капка думает, как, став законницей, разделается с Боцманом и Таранкой, какие пытки придумает им. Она вспоминает последние свои приспособления. Они ей кажутся слабыми. И отвергая, думает, как изощреннее и больнее отплатить за каждую обиду, за всякое больное слово!
Ее размышление прервал отдаленный свет фар. Он показался в конце улицы и быстро приближался.
Капка трижды прокричала совой и отступила поглубже в черноту ночи, чтобы фары не высветили, не нашарили ее, не посеяли бы подозрение, не сорвали задуманное.
Читать дальше