Геннадий Прашкевич - Бык в западне

Чирик чувствовал сладкий сосущий ужас. Он уже во всех деталях знал, что сейчас произойдет в этой квар тире. При этом он уже нисколько не боялся красивой, но, кажется, сварливой сучки в белом деловом костю ме, у которой, кажется, правда что-то не сложилось

— Там что? Там только деньги? — как бы удивил ся Чирик, вдруг догадываясь, что баба в белом надея лась найти в «дипломате» что-то другое. — Только деньги и коньяк? Ничего больше?

— Вы разве не видите?

— Да вижу, конечно, — пожал плечами Чирик и, увидев секретер, уверенно прошел к секретеру.

Он знал, что баба в белом никак не может проскочить мимо него. Да и не собиралась она проскакивать мимо него. Он, кажется, не внушал бабе никаких стра хов и подозрений. Она явно кого-то ждала. Может, даже его. В любом случае она ждала человека, которого прежде никогда не видела в лицо.

«В квартире будет находиться человек, — опять вспомнил Чирик — Этот человек знает, что к нему придут, но все равно ведите себя как можно более ос торожно…»

Чирик и вел себя осторожно. Он же видел, что баба кого-то ждала. А пришел он, Чирик. И баба нисколько не удивилась. Какие же вопросы? Значит, его и ждала баба.

Волнуясь, Чирик увидел на секретере толстую чер ную книгу. Не глядя на название, боясь ошибиться, он поднял книгу за черные корки переплета и встряхнул.

Плевал он на страницы! Плевал он на статью «Про рицатели»!

Сердце гулко ударило, но сразу успокоилось, заби лось мощно, ритмично, как и полагается биться силь ному здоровому сердцу.

Не обманули!

Чирик внимательно изучил билет и паспорт, вы павшие из книги. По новому паспорту Чирик стал Мень шиковым Петром Степанычем. Пятьдесят тре тьего года рождения, уроженцем города Омска. Но особенно порадовала Чирика дата на билете. Рейс уходил из Новосибирска в Екатеринбург через три часа. Он, Меньшиков Петр Степаныч, пятьдесят третьего года, уроженец города Омска успеет явиться в аэропорт как раз к концу регистрации Как того и требовал страшный человек в Москве.

Если ему, Чирику, действительно оставили на секретере авиабилет до Екатеринбурга и новый паспорт с его, Чирика, фотографией, значит, он должен споро делать свое дело и уходить. В конце концов, баба в белом действительно единственный человек, который может в будущем его опознать Никто не должен знать, что он побывал в этой квартире.

С давно знакомым ему сладким сосущим чувством Чирик прикинул возможности.

Нет, с сожалением понял он. Совсем у меня нет времени валандаться с бабой. Хотелось бы, да времени нет. К тому же она слишком деловая, сразу не даст. Может, даже драться начнет. Надо попросту кончать бабу и уезжать в порт. Через три часа я должен находиться в воздухе. Эта баба чего-то не нашла в «дипломате», зато в этом «дипломате» деньги. Деньги волновали Чирика.

— Сколько там? — спросил он, спрятав в карман авиабилет и документы.

Женщина нервно присела на край дивана, закинула одну красивую ногу на ногу и закурила.

— Откуда я знаю?

— Вы что, даже не пересчитали их?

— Какого черта? Я пришла не за этим.

— Понимаю, — кивнул Чирик сочувственно и незаметным коротким движением извлек из кармана нож.

Как только рукоять короткого крупповского ножа оказалась в руке у Чирика, он сразу успокоился. Весь этот бред, который преследовал его всю последнюю неделю, на поверку действительно оказался всего лишь бредом. Кем бы ни был страшный человек, вытащивший меня из Москвы сюда, подумал Чирик, заказывая такое дело, он сам превращался в Чирика. То есть в меня. Он сам становился таким же дерьмом, как я. И не хера было строить из себя гордого судью, ругаться, грозить и плескать горячим кофеем в глаза. Никакой он не праведник и не спаситель человечества, этот страшный человек, вычисливший меня в Москве, вдруг понял Чирик. Если он привез меня в Новосибирск только ради такого несложного дела, значит, он сам дерьмо. Большое вонючее дерьмо. Значит, он сам ничем не лучше меня.

Чирик не знал, кому предназначались деньги, аккуратно сложенные в «дипломате», но теперь, приняв окончательное решение и успокоившись, он инстинктивно почувствовал, что по каким-то тайным, не совсем ясным причинам, по причинам, которые он вряд ли когда-либо узнает, деньги в «дипломате» почему-то не опасны, а потому, подойдя, спокойно одной рукой защелкнул замки.

Весь мир дерьмо, радовался он.

— Значит, все отменяется? — Баба в белом впервые взглянула на Чирика.

Взгляд у нее оказался цепким. Такая запомнит, невольно подумал Чирик. Такая все запомнит. Ишь, таращит глаза, сука. Не люблю, подумал он, когда на меня таращат глаза.